— Вам нравится работать здесь?
— Да... в смысле... Да, сэр, — она стояла прямо и говорила очень серьезно.
— Тогда не беспокойтесь из-за своей матери. Просто почаще напоминайте ей, что вы счастливы. Я уверен, где-то есть везунчик, которого вы осчастливите.
— Спасибо, сэр. — Она, должно быть, перешла в режим по умолчанию, услышав свое полное имя, потому что даже уважительно поклонилась ему, прежде чем потянуться на выход. Говард придержал для меня дверь, но я покачала головой, и он перевел взгляд на моего дедушку и понял намек, чтобы уйти.
— О, дедушка, ты такой милый, — поддразнила я, подскочив к нему.
— Ты либо чего-то хочешь, либо что-то натворила. — Он скрестил руки в ожидании. — Выкладывай.
— Почему ты не мил со мной? Ты же понимаешь, что это я буду заботиться о тебе, когда ты станешь старым?
— Я уже старый. — Нахмурился он, когда я откинулась на спинку сиденья.
— Пфф... Ты не выглядишь старше семидесяти пяти, — отмахнулась я от него.
— Я и не должен! Мне семьдесят три!
То, как быстро он сорвался, развеселило меня. Он нахмурился, а потом тоже рассмеялся.
— Видишь, ты просто меня не любишь, — наклонилась я, усмехаясь.
— Что тебе нужно, Эстер? — Мне ничего не было нужно, но я не знала, как сказать ему об этом. — Что бы это ни было, ты можешь сказать мне... если только ты не думаешь переехать к этому парню.
Я застыла, уставившись на него, пока он убирал рукописи в свою сумку.
— Ты знал?
— Все знают, ведь он постоянно строит тебе глазки. Это настолько очевидно, что меня даже оскорбляет, что ты думала, будто я настолько глуп, что не замечу.
— Что ж, прими мои извинения, — сказала я, вздохнув.
Говард и я встречались. Это должно было стать большим откровением, а он взял и вот так все выложил. Мы встречались уже примерно год — с тех пор, как я здесь работаю.
— Что ж, тогда прими мой отказ.
— Что?
— Если ты хочешь встречаться с ним, это твое дело, но моя внучка не будет и не станет спать с кем попало.
— Дедушка!
— Эстер! — передразнил он меня, и мне не стоило поддаваться этому сейчас.
Я вздохнула.
— Дедушка, мне двадцать два года. Я не прошу разрешения, я прошу о...
— Помощи, — перебил он, встав передо мной и положив руки мне на плечи. — Говарду двадцать восемь лет, он готов остепениться, готов поселиться с тобой в доме с белым заборчиком, что звучит неплохо, но только если ты этого хочешь. И если бы ты этого хотела, то рассказала бы мне о нем, а если бы он был подходящим парнем, он сам сказал бы мне...
— Я запретила ему.
— Это не имеет значения, малышка. Он все равно должен был быть достаточно храбрым, чтобы сделать это. И, наконец, если бы ты действительно хотела этого, ты бы начала с «дедушка, я люблю его», а не с «дедушка, мне двадцать два года».