— И тогда они крепко задумались…
— Пропускай, — сипло выдохнул вожак.
— Ага, понял! — обладатель неприятных зубов зашуршал страницами. — Во! Кажется, тут уже того… Интереснее.
Ни тот, ни другой не заметили моего появления. Я стоял, вероятно, добрую минуту, разглядывая пепельные черты главаря банды. И вероятно, он что-то в конце концов почувствовал. Тяжело повернув голову, вонзил в меня свой дьявольский взгляд.
Он оказался альбиносом, и только сейчас, изучив его как следует, я в полной мере осознал страх Читы. Два недобрых демонических глаза неотрывно следили за мной. В них было все, кроме тепла и света. И это «все» повергало в шок. Я смотрел на него, не моргая, а чуть позже примолкло и кресло-качалка. Суетливо, делая массу ненужных движений, чтец начал вытаскивать из-за пояса револьвер. Книжка упала к его ногам. Он безусловно узнал незванного гостя и наверняка перепугался.
— Я пришел за тобой, Манта! — объявил я. — Собирайся.
Револьвер уже смотрел на меня черным стылым зрачком, и губы вожака тронула снисходительная улыбка.
— Кто ты есть, зайчик?
— Я пришел за тобой, — повторил я. Выдумывать что-либо новое мне не хотелось.
— Я перед тобой, мой зайчик, — пропел он. — Что дальше?
Справа бодренько хихикнуло кресло-качалка. Я повернулся к револьверу, и любители чтения вслух с удивлением пронаблюдали, как выныривает из-под полы по-змеиному длинное тело палаша. В лицо хлопнул выстрел, но слишком уж заполошно, чтобы быть точным. Пуля шмелем обожгла голову, срикошетировала от стены и унеслась в окно, к далекому горизонту, может быть, надеясь зацепить по пути еще что-нибудь живое. И тотчас победно сверкнул палаш. Лошадиный оскал распахнулся в скрежещущем вопле. Кисть, обвившая револьверную рукоять, отлетела к столу вместе с оружием. Я посмотрел на побледневшую физиономию Манты и отчего-то вспомнил нашего давнего перепуганного шофера. До чего же равняют нас всех эмоции. Радость, тоска, страх… Один испуганный человек чрезвычайно похож на другого испуганного… В тот памятный и роковой день наш водитель тоже боялся. Боялся не останавливаться. И все же мы заставили его это сделать.
Манта видел, как я замахиваюсь, но так и не шелохнулся. Может быть, поэтому я дрогнул. Я ударил плашмя. Откинув голову, он с хрипом осел в кресле. Он был жив, и ненавистное мне сердце, живой насос из мускулистых пазух, по-прежнему трепетало, перегоняя его ледяную кровь по километрам сосудов.
Обойдя стол, я выволок Манту из кресла и швырнул на пол. Тупо взглянул на корчащегося от боли чтеца. Стоя на коленях, зубастый литератор подвывал и раскачивался подобно метроному. Пол под ним жирно поблескивал. Если культю не перетянуть, то через пяток-другой минут он попросту истечет кровью… Я поискал глазами что-нибудь, что заменило бы мне жгут, но ничего подходящего не нашел. Значит, так тому и быть… Криво улыбнувшись лошадиному оскалу, я опустился устало в кресло. Я уже знал, что совершу с Мантой.