— Это, можно сказать, исторический документ. Пока он есть — любой не слишком дальний родственник может продолжить род, даже если мы все погибнем.
— Не слишком дальний, это…
— Например, наша старшая сестра, которая уже не в роду. Короче, от нашего поколения все братья и сёстры, что выйдут из рода.
— Двоюродные?
— Уже не котируются. А вот их родители, братья и сёстры наших родителей — да. Двоюродных, конечно, можно приплести, но много мороки и всё будет зависеть от короля и суда. Троюродные точно мимо.
— Значит, по сути, сейчас только братья и сёстры отца и мы?
— Ага. А учитывая, что отец наш — единственный ребёнок, то и того меньше по сути, — усмехнулся Диор.
Самые дорогие реликвии хранились, как я и предполагал, в Айсэрена Монтаро — алтаре, куда меня однажды привела мать, чтобы проверить меня на родство с родом Бранье.
Забавно, я её уже матерью зову…
Я подошёл к мавзолею, который будто собрали наспех из прямоугольных плохо вытесанных серых камней, остановившись прямо перед каменной дверью. Что там мать говорила?
— Предки, я пришёл у вас кое-что забрать. Пропустите меня.
Не сказать, что из меня прямо-таки лилось уважение, однако я старался сказать это с почтением, как и было положено. Если они умеют заглядывать в душу, ясное дело, что поймут, насколько мне плевать на них, но то ли им тоже плевать на моё мнение, то ли они заглядывать не умеют внутрь, но дверь медленно поползла в сторону.
Сейчас, когда на улице холодно, из открывшегося прохода потянуло вдвойне холодным воздухом, но всё так же затхлым и пропитанным сыростью. Я не был мерзляком, но мурашки от холода по коже пробежали, когда это дыхание подземелья коснулось лица.
Вспыхнули на стенах ближайшие факела, когда я вошёл внутрь. Спустившись вниз, я оказался в уже знакомой пещере, подсвеченной флуоресцентными грибами, в конце которой прямо в горной породе была выдолблена площадка с алтарём в центре.
К нему я и подошёл, обойдя по кругу. Здесь, с обратной стороны, прикрытая каменной плитой, находилась полость. В ней я и нашёл небольшой старый сундучок. Вытащил его, поставил на алтарь и открыл.
Внутри обнаружился старый пергамент, ещё более древний, чем тот, что показал мне тогда Диор, скрученный в трубку и обвязанный красной лентой. Совсем простой, без каких-либо украшений, золотых завитушек или рисунков. Словно просто взяли потёртый пергамент и прямо на нём быстро от руки написали что-то на древнем языке, после чего оставили несколько отпечатков пальцев. Предположу, что ставили их кровью, чтобы скрепить договор.