Ветер продолжал свистать и рвать у него из рук хрупкий добролёт. Стёпе казалось, что вот-вот стойка сломается пополам, и он продолжит своё падение уже в одиночестве. Наконец облака закончились, и Стёпа вывалился из них. Ветер стал не такой холодный, и Стёпа разглядел, что он падает над какой-то заболоченной местностью. Сквозь свист ветра и завывания музыки Стёпа слышал какие-то обрывки фраз. Что-то кричала шёпотом его Душа. К её голосу примешивался ещё один голос. Вроде знакомый, но Стёпа не мог вспомнить — чей это голос. Продолжая падать, Стёпа стал потихоньку, перебирая пальцами, пытаться нащупать руль. Наконец ему удалось добраться до левой рукоятки. Стёпа слегка покрутил её — больше не позволяло его положение. Панели чуть-чуть повернулись, и включилась антигравитация. Добролёт замедлил своё падение.
Но было уже слишком поздно. Не успел Стёпа осмотреться по сторонам, как вдруг раздался громкий треск, стук и всплеск чего-то жидкого. В глазах у Стёпы почернело, а в ушах стал нарастать какой-то гул. Вдруг перед глазами всё пришло в движение. Стёпа оказался в каком-то узком и чёрном тоннеле. Тоннель стал медленно двигаться на Стёпу, как будто Стёпа один — без поезда, ехал в метро. Скорость стала быстро увеличиваться, а гул нарастать. Через несколько мгновений Стёпа уже нёсся в этом тоннеле быстрее, чем недавно падал. Он чувствовал, как его тело наливается тяжестью. Дыхание спёрло. Виски сдавило, и сам он не мог пошевелиться. Только летел, всё набирая и набирая скорость, а вместе с ней и гул в ушах. Внезапно гул прекратился. Совсем. Стёпа подумал, что лопнули его барабанные перепонки, и он оглох. Но тут ему показалось, что скорость его тоже стала замедляться, а тоннель уже не был таким чёрным. Вдалеке как будто стало светлее. Постепенно скорость уменьшалась, а света становилось всё больше и больше. Наконец света стало так много, что Стёпины глаза не могли на него смотреть. Он зажмурился и… очнулся.
Оглянувшись по сторонам, Стёпа увидел, что лежит в каком-то болоте, зацепившись рукой за корягу. Рядом плавала платформа от его добролёта. Вернее не его. Только сейчас Стёпа понял, что схватил не Лётика, а Сонин добролёт. Чуть поодаль — в болотной жиже, колыхалась переломанная пополам стойка руля, из которой торчали два троса. Самого руля видно не было. Стёпа попробовал пошевелиться. Это ему с трудом, но удалось. Руки вроде слушались его. Пощупав себя за голову и туловище и поняв, что никаких повреждений нет, Стёпа пошевелил ногами. Ноги тоже слушались его. В голове продолжало что-то пульсировать, и опять звучала ужасающая музыка. С трудом превозмогая тошноту, Стёпа попытался выбраться из болота. Не сразу, но и это ему удалось. Какое-то время он лежал на илистом берегу, собираясь с силами. Наконец, превозмогая тошноту и боль в голове, он привстал на колени и схватился рукой за ветку. Облизав сухие губы, Стёпа внезапно почувствовал сильную жажду. Он оглянулся и увидел, что невдалеке — в гуще ряски, есть окошко чистой воды. Стёпа собрал все силы и двинулся к этому окошку, стараясь опять не потерять сознание. Добравшись до воды и напившись, Стёпа взобрался на кувшинку, росшую неподалёку, и почувствовал небольшое облегчение. Пульсация в голове стала меньше. Музыка тоже стала тише, но не менее зловещей. Как в страшных фильмах — она стала тихой, но такой леденящей, что Стёпа по-настоящему испугался. Его всего сковал какой-то липкий ужас. Оцепенение опять навалилось на него, и глаза стало заволакивать туманом. Музыка стала ещё тише и стала уступать место какому-то шипящему шёпоту. Постепенно Стёпа стал понимать, что это не просто шипение. Шипение стало вырисовываться в какие-то слова, которые Стёпа пока не понимал. Наконец он стал различать отдельные звуки, а потом до него стали доноситься и целые слова: