Увы, не успел он перевести дух, как тут же разглядел Трестсеева одного из многочисленных авторов проспекта. На миг на лице высокого начальства промелькнула досада, но он тут же расцвел и, шагнув вперед, с проворством бывалого фата подцепил Евгения Захаровича под локоток.
- Вот я вас и поймал, батенька!
Евгений Захарович молча подивился преображению начальнического лица. Только что его кривило от неудовольствия, и вот оно уже сияет самым искренним радушием. Вот из кого получился бы профессиональный шпион. Вдолбить в головенку какой-нибудь язык - и со спецзаданием за кордон.
- Ну-с, рассказывайте, рассказывайте!..
От слащавых интонацией Евгения Захаровича передернуло. Меньше всего ему улыбалось сейчас любоваться обрюзгшей физиономией Трестсеева, и Евгений Захарович ощутил странное желание нырнуть солдатиком прямо сквозь пол - в подвал, в преисподнюю, куда угодно, только чтобы вырваться из заботливых рук, избавить себя от очередной изнурительной беседы. И он перешел в контратаку:
- Ни секундочки! Честное-пречестное! Вы уж извините, но надо бежать, - он готов был осыпать Трестсеева золотыми рублями, лишь бы освободиться. Само собой получилось так, что объемная фигура заведующего двух ведущих лабораторий, нашпигованная блокнотами, авторучками и шоколадками для всевозможных Зиночек, скользнула за спину.
- Тогда ждите в гости! - игриво прокричал Трестсеев. - Мы о вас не забываем.
Слова его только прибавили Евгению Захаровичу прыти. Чуть ли не бегом он скатился по ступеням вниз. В лицо дохнуло чем-то прогорклым, в горле запершило от молочно-кислых испарений. Вместо преисподней Евгений Захарович очутился в институтской столовой.
Очередь оживленно загомонила. Появились блинчики - и не просто блинчики, а с мясом! Хоть и не мясо там было, а перловка с луком и жиденьким пельменным фаршем, а все ж таки - новость - и новость из приятных. Люди взбодрились, появилась лишняя тема для обсуждения. А Евгений Захарович считал мух на стене. Жирный поднос сох у него на руках, по виску скатывалась солоноватая, выжатая духотой столовой капля. Он не хотел есть, он пришел сюда, спасаясь от Трестсеева, однако по мере продвижения очереди желудок пробуждался, искусственно распаляя аппетит. И, заглядывая в меню, он прекрасно сознавал, что аппетит вызван не голодом и не четырехчасовым полноценным трудом. Работал элементарный Павловский рефлекс - слюнопускание в ответ на чужое чавканье, на кухонные ароматы и тому подобное. Глядя на других, он взял суп и второе. Поколебавшись присоединил к паре тарелок порцию салата и, конечно же, не удержался от того, чтобы не попросить пару блинчиков. Компот стоил восемь копеек, чай три. Евгений Захарович взял два чая. Долго гремел в алюминиевом корыте в поисках вилки, но вилки оказались в дефиците и он взял пару ложек. Сухо протрещав, касса выбросила чек. Рубль восемьдесят восемь! Вот они блинчики с салатиком!.. Евгений Захарович хмуро протянул червонец и так же хмуро принял от зеленоглазой буфетчицы сдачу. Сегодня он намеренно смотрел только на ее руки, не поднимая глаз выше, где можно было обнаружить пунцовые влекущие губы и глубокое декольте, открывающее молочной белизны кожу и кокетливую цепочку с часиками-медальоном. Этим часикам Евгений Захарович втайне завидовал. Было, наверное, восхитительно висеть на столь очаровательной шейке, покоясь у подножия двух нежно-упругих, вздымающихся с интервалом в четыре секунды холмов. Оттого, вероятно, и посещало столовую такое невероятное количество мужчин. Здесь было на что посмотреть. На каждой из стен красовалось по натюрморту, четвертую картину посетители лицезрели у кассы или на раздаче - в зависимости оттого, в каком месте работала обладательница чудесного медальона.