Увертываясь от летящего проспекта, он выскочил в коридор.
Посидев немного, Евгений Захарович окинул кабинет прощальным взглядом. Несмотря на затхлую канцелярскую обстановку, он был все-таки довольно светлым и сейчас сиял казенной полировкой, откровенно любуясь своим первым героем. Отчего-то Евгений Захарович не сомневался, что обитатели кабинета восприняли происшедшее с юмором. Стекла игриво переливались, потертые паркетины поскрипывали, наигрывая загадочную, одним им ведомую музыку, и, разбрасывая по стенам блики, солидно покачивалась граненная чернильница-непроливашка. Должно быть, за свою долгую чиновничью жизнь она не видела ничего подобного.
Робко тренькнул телефон, но Евгений Захарович потянул за провод, и телефонный штепсель стукнулся об пол.
- Отныне и впредь мы будем прям-таки беспощадно над этим бороться, невнятно пробормотал он. - Как учат родные газеты, негодные в туалет, но неплохо раскуриваемые...
Подойдя к окну, он с усилием раздвинул прикрашенные к дереву шпингалеты, с хрустом распахнул створки. Грохочущий воздух ворвался в кабинет, пыхнув бензином и горячим асфальтом. Первый этаж, совсем невысоко. Трестсеев мог и не пугаться...
Евгений Захарович с ногами взобрался на подоконник и ступил на карниз. Примерившись, спрыгнул на тротуар и оглядел улицу. Кругом простиралась вольная воля, и по этой самой воле, не замечая ее, колоннами брели люди - снулые и озабоченные. Евгения Захаровича и его внезапного освобождения они попросту не заметили.
Откуда-то из пестроты тел неожиданно вынырнула чернявая овечка и, накручивая хвостом, подбежала к самым ногам. Он почесал ее за ухом и услышал в ответ довольное потявкивание. Овечка не умела блеять, потому что оказалась обычным пудельком. Получив свою порцию ласки, она снова скрылась в людском потоке. А он, выпрямившись, неожиданно ощутил себя высоким и сильным. Главное было сделано, оставались сущие пустяки. С облегчением сорвав галстучную петлю, Евгений Захарович бросил ее в урну. Долой кандалы и тараканьи принципы! Он устал семенить в ногу со временем, ему хотелось просто шагать. И он зашагал, дразня окружающих вызывающе пустыми руками, бесцельной легкостью походки.
Ковыляющая по улице дурочка, в обрезанных до колен чулочках, не то пятнадцати, не то сорока лет отроду, строго и укоризненно погрозила ему пальцем. Евгений Захарович виновато пожал плечами.
- Он что, до вечера собрался здесь спать?
- Так пешком же из города топал. Устал с непривычки.
- По виду не скажешь. Раньше, помню, на таких воду возили и землю пахали... Да и не вижу я что-то у него горбушки.