– Вам захотелось поиграть в ковбоев, инспектор? Бросьте. Сколько раз повторять, вы зря тратите время. Напишите красивую прощальную записку.
Серенак лишь презрительно пожал плечами:
– Даже не надейтесь, Дюпен. И вообще что-то эта комедия затянулась…
– Что вы сказали?
– Я сказал, что эта комедия затянулась.
– Комедия? Вы сказали – комедия? Комедия… Вы что же, Серенак, так ничего и не поняли? Вы не желаете взглянуть в лицо реальности? Видите ли, есть одна деталь… Хотя вы, Серенак, не имеете о ней ни малейшего представления…
Холодный ствол охотничьего ружья уперся инспектору в сердце. Лоренс Серенак в первый раз не нашелся с ответом.
– Вы понятия не имеете, Серенак, до какой степени мне дорога Стефани. Ради нее я готов на все. Возможно, вы, Серенак, любите Стефани. Возможно, даже любите по-настоящему. Но даже не подозреваете, насколько ваша смешная привязанность меньше того, что испытываю к ней я…
Серенак сглотнул. Его переполняло отвращение.
– Можете называть это как угодно, Серенак, – продолжил Дюпен. – Помешательством. Наваждением. Абсолютной любовью… – Палец на спусковом крючке дернулся. – Но вы напишете эту прощальную записку! И исчезнете навсегда!
70
Стефани Дюпен посмотрела на настенные часы, висевшие над доской.
16:20.
Еще целых десять минут! Через десять минут она отпустит детей и побежит на свидание с Серенаком. На Крапивный остров. Ее охватило возбуждение, словно школьницу, которую прыщавый возлюбленный ждет после уроков на автобусной остановке.
Все это немного смешно, подумала она. Ну да, конечно. Но она слишком долго не осмеливалась прислушаться к своему сердцу и всмотреться, мечтая о безоблачном счастье, в небесную голубизну. Что, если отпустить детей прямо сейчас? Чмокнуть каждого в обе щеки и сказать, что она от них уходит! Что она отправляется в кругосветное путешествие! А когда вернется, они уже станут большими!
И звонко рассмеяться при виде изумленных лиц их родителей!
Ведь и правда смешно. Восхитительно смешно! Сегодня ей было не до строгостей. Она не ругала детей за шалости, а вместо этого хихикала над ними как дурочка… Даже не отчитала за то, что никто, включая самых способных, не сдал работы для участия в конкурсе фонда Робинсона. В любой другой день она произнесла бы торжественную речь о том, что нельзя упускать счастливый шанс, что юному таланту необходима помощь, что никогда не следует наступать на горло собственной песне и позволять угаснуть искре дарования… Она целый год твердила это, обращаясь в первую очередь к себе.
Советы, советы… Она в свое время тоже наслушалась советов.