Валентин осторожно высвободил руку Николая и поднял автомат. Отныне на этом этаже он оставался один. Финиш, которого опасаются все. Потому что нет ничего хуже смерти в одиночестве. Заболевший старик, сведший в могилу жену, переругавшийся со всеми своими детьми…
Усевшись на замусоренный бетон, он уставился на безжизненное лицо Николая.
Вокруг изуродованной головы медленно расплывался багровый нимб.
— Третий! — произнес вслух Валентин. И этим подытожил случившееся.
Последний из его команды постарался опередить застрельщика. Людям-торопыгам не терпелось обогнать собратьев — даже в перемещении ТУДА. А что там такого интересного, скажите на милость? Прозрачное море, банановые кущи? Вот уж вряд ли!
И вновь он подивился собственной холодной рассудочности. Гибель Николая его ничуть не взволновала. Возможно, потому, что перед этим были Чапа и Гоша…
Колотнул взрыв, и Валентин вздрогнул. Но гранату бросили не здесь, возле завода, а где-то в лесу. И тут же посыпались частые выстрелы. Странно!..
Поднявшись, Валентин приблизился к окну. Никого и ничего по-прежнему, а канонада тем временем продолжалась. Еще одна жаждущая повоевать сторона?
Вероятно. Либо милиция, либо органы безопасности. Но ему-то уже все равно.
Какая разница, кто именно пошлет в тебя последнюю пулю? Валентин положил автоматы под ноги и взялся за металлическую чушку. Вот на этот подоконник. И еще одну… Получится подобие дота. Долговременная огневая точка.
Долговременная… Валентин усмехнулся.
* * *
Люди бежали к заводику нестройной цепью. Человек двадцать, а может, и сто.
Он не собирался считать атакующих, он собирался их убивать.
Присев на колено, Валентин вдавил деревянный приклад в плечо. Милое дело — воевать в августе! Это вам не линия Маннергейма в тридцать и сорок градусов мороза! И никакого тебе снега. Темные фигурки одна за другой замелькали в прицеле. Было в их тяжеловатой трусце нечто самоуверенное. К заводику бежали не люди, а хищники — рослые, злые, зубастые. Окружая его, они не подозревали, что жертва тоже способна огрызаться. Кольцо из рычащих зверей. Тот самый зодиак, в рядах которого нет места философам и художникам… Валентин нахмурился. Отчего так запал в память тот ночной рассказ Виктории? Оттого ли, что он сам беглец, а беглецу всегда кажется, что он в кольце? Или в облике преследующих не может видиться человеческое?
ЗОДИАК… Звериный круг, круг из звериных образов…
Валентин неожиданно вспомнил, как давным-давно он выходил на ринг под вопли и улюлюканье зрителей. В углу напротив уже приседал и перетаптывался противник — мышцы и злость, взведенные часовой пружиной. Валентин пролезал между канатами, и в теле немедленно возникало покалывающее иголочками предчувствие. Не победы, не поражения, — СХВАТКИ. В нем пробуждались инстинкты, о которых он забывал в повседневной жизни, в груди вскипало неуправляемое и бешеное ощущение собственного могущества и силы. Нечто похожее он чувствовал и сейчас. Вид приближающихся противников вызывал нарастающее напряжение, и напряжение это нельзя было назвать неприятным. Он пожирал глазами бегущих, и если бы они вдруг остановились, надумав уйти, ему стало бы обидно.