— Мобилка и ханка с тобой?
— Да… То есть в пакетике осталось… Несколько хороших доз, командир.
— Я надеюсь, что этот поц устроил себе сегодня расслабон. Ведь завтра нас брать собрался! Поэтому спит сейчас пьяный… Возможны, правда, варианты. Ты парень веселый, будешь смеяться, но я по себе сужу: назавтра операцию планировали, вот и я сегодня вечером взял шампанское, тортик — и к одной там…
— К этой пигалице в «запоре»?
— Нет, к другой… Важен принцип.
— Силён, командир!
— Скорее слаб в этом разрезе, Майкл. Да, исходя из принципа расслабона перед операцией, очень надеюсь, что он откроет тебе, когда позвонишь в дверь. Откроет — висни у него на руках и старайся выдернуть фигуранта на площадку. А чтобы он тебе открыл, как в глазок посмотрит, показывай ему мобильник и руками крест составляй, а словами: сломался, мол, а дело срочное. Понятно? Не выйдет — пожми плечами и уходи, и тогда уж мы поставим крест на всем этом деле. Да, а дверь там какая?
— Нормальная, а что?
— А то, что мент обязательно укрепил себе дверь. И замок поставил такой, что ключ не подберешь — я и не взял с собой связку. А начнем ломать, он наряд вызовет. Понял?
— Я не понял, зачем мы вообще лезем в это логово фашистского зверя?
— А поучить хорошим манерам. Он с тобой скверно обошелся, теперь мы сделаем ему…
— Это здесь, командир. Код «66».
— Валяй! Какой этаж?
— А на каком этаже могут дать квартиру такой мрази? Пятый без лифта.
— Давай потише, герой. Народ спит.
Этаж сменялся этажом, и двери на площадках, как исторические полотна в музее, являли собою летопись успехов и неудач спящих квартиросъемщиков. Мика жил не в аристократическом бельэтаже, а в такой же хрущевке, и ему сейчас было плевать на всех здешних квартиросъемщиков, кроме одного. Глаза у него горели, он, подзадоривая себя, вспоминал, кто заставил его рыдать, но под крылышком у командира уже не боялся проклятого мента.
— Знаешь, Майкл, ты уж постарайся. Если не удастся выманить твоего обидчика из логова, тогда уж точно придется переквалифицироваться в управдомы где-нибудь в Старозыбкове. Бывал я в Старозыбкове и поразился…
Мика зашагал дальше совсем уж no-балетному, едва касаясь земли носками. Показал на дверь. Глазок в нее вставлен панорамный, и Роман растопырился на стене в двух метрах от двери, стараясь дышать потише. Звонок прогремел на весь подъезд. Послышались тяжелые шаги, кряхтенье, на двери легко засветилась точка. Мика начал свою пантомиму — и завершил ее, увы, безуспешно. Махнул уже рукой и, поворачиваясь на выход, вдруг так очаровательно и безыскусственно зевнул, что поц за дверью поверил ему и начал отодвигать засовы. Роман принял позу то ли стайера на старте, то ли греческого дискобола (что она там бормотала об Антиное?) и, как только дверь повернулась, по-прежнему закрывая от него хозяина квартиры, пустил в ход толчковую ногу. Правой, маховой, он что было сил зафитилил в дверь. Заталкивая потом в квартиру Мику и оглушенного хозяина, запираясь изнутри, он не сразу уяснил, что именно означал сухой щелчок, раздавшийся за долю секунды до глухого удара, им предвиденного.