И он был прав.
Разговор со столицей прошёл кратко, был содержательным и стопудовым, как выстрел из гаубицы.
ЧП, товарищи! ЧП такого размера, что ради него не пожалели рейса реактивного дирижабля спецразведки, без оглядки на чудовищный дефицит топлива, запчастей и моторесурса. Самолёты, разумеется, через аномальные поля такой плотности не летали вовсе. Глубокой ночью следующего дня майор Карибский сидел в приёмной начальника спецразведки МГБ СССР генерала Кречета в столице, в Победограде, под стометровыми перекрытиями подземного города.
И только одного не понимал он: с какого такого перепугу не самую важную птицу прокатили от самой Испании на дирижабле, неужто в столице нет других аналитиков? Есть, и много. Однако факт есть факт. Отделанная дубом дверь с краснорожей табличкой, ковровая дорожка и массивный, словно танк, стол генеральского секретаря. На всё МГБ прославленного товарища Чусовитина.
Чусовитин восседал на рабочем месте, будто не час ночи на дворе, а из-за дубовой преграды глухо рокотал начальственный бас, суля кому-то громы и молнии. Наконец пропищал интерком, и секретарь бросил:
– Майор, вас ожидают.
Истомившийся долгим перелётом и долгим ожиданием майор мысленно протестировал собственное соответствие уставу. Оказалось, что соответствие ниже среднего. Подобных ему испанских страдальцев прозывали «герильяс», надо признать, поделом. Являться пред генеральские очи форменным партизаном было… некомильфо. С другой стороны, в приёмную майора приволокли сразу с дирижабля, он успел лишь побриться в туалете гостеприимных ВВС.
Ну что же, долгие сборы умножают скорбь.
Он встал, одёрнул гимнастёрку, просоленную крутым испанским потом, и, взяв ножку, левой, левой промаршировал в кабинет.
– Разрешите войти? Товарищ генерал МГБ СССР! Майор Карибский по вашему распоряжению прибыл!
– Не блажи, Карибский. Присаживайся.
Товарищ генерал МГБ СССР Кречет сидел за столом, уставленном телефонами, среди которых в рабочем беспорядке высились бумажные эвересты и монбланы. В кабинете было темно, горела только настольная лампа в зелёном, таком домашнем абажуре, выхватывая в круг света руки и склонённую голову хозяина. Остальной кабинет укутывала тень, тем более густая в зелёном колере «ночника».
Майор отметил, что Кречет не один – на диване по правую руку сидели двое, личности коих по скудости освещения установить не представлялось возможным.
– Здравия желаю, Богдан Богданович, – сказал майор, принимая неофициальный тон беседы «без чинов», а стул без скрипа принял его подтянутое, сухощавое тело.