– Не обидел ли я кого из вас? – спросил я.
– Нет, вежливо, культурно обошлись, ничего более, и тут же уснули, – сказала она.
Я извинился, поблагодарил и ушёл из этого случайного для меня, на моём пути домой, помещения.
С тех пор я узнал, что опасно попадать в обстановку, в какой случайно оказался я из-за добрых побуждений хозяина продуктового склада.
Спустя трое суток из АХО я явился в штабную батарею полка одетым и обутым «с иголочки», в армейском обмундировании согласно своим габаритам, и с благодарностью доложился командиру полка.
Когда я появлялся на улице в этой форме (брюки и гимнастёрка сшиты из тёмно-синего диагоналя, погоны близки к стандартным, пилотка и брюки окантованы красным бархатом, сапоги хромовые), то, завидев меня издалека и не разглядев как следует мои погоны, офицеры приводили себя в надлежащий порядок и проходили мимо с поднятой к козырьку правой рукой и фигурой, вытянутой по стойке «Смирно!». Минуя меня, оглядывались, чертыхаясь, так как по званию они были выше меня.
Отпуск в Ленинград
Как-то сказал я комиссару полка, что вот, защищаем Ленинград, а я, кроме Финляндского и Витебского вокзалов, не знаю города. Утром 24 ноября 1940 года со станции Ляховцы (Каменец-Подольской области) я прибыл на Витебский вокзал, а оттуда трамваями добрался до вокзала Финляндского. Из окон трамвая только и видел город Ленина.
– Ну что же, отпустим вас на пару дней, тем более что между полком и нашими шефами из города с тех пор, как их представители побывали у нас в гостях в дни празднования 24-й годовщины Октября, продолжается переписка. Скажете, что мы с командиром полка отпустили вас.
И вот, оформив свой двухдневный отпуск в город, я собрался в путь.
– Балтян, и я еду в город, – сказал начхим, капитан, одетый в форму, мало отличавшуюся от той, которую мне заменили на новую.
Когда мы приехали в город, нас приветствовал по-военному каждый из встречных.
– Устал я из-за тебя, Балтян, – заявил капитан. – Приветствуют-то, не разглядев погоны, тебя, твою новую форму. Тем более что рядом с тобой идёт капитан в поношенной форме.
Так было и с другими офицерами, среди которых мне доводилось бывать. Меня сперва, пока не разглядели погоны, принимали за офицера высшего ранга.
Дорожил я той офицерской формой. Сапоги берёг, обувая их только в исключительных случаях. Когда мы ехали в Чебаркуль, я спрятал сапоги в вещмешок. Но подошва одного из сапог упёрлась в стенку вещмешка, выдавая его содержимое. Кто-то присмотрелся к вещмешку, и на станции Свердловск украли его у меня. Вместе с ними пропали мои «засекреченные» дневники с интересными записями. Одна из них осталась в памяти.