Хотелось заглянуть в родную Балту (под Одессой) и мне, «старшему»: там уцелели мои жена с дочуркой Галей, родившейся 4 февраля 1941 года, когда я уже больше двух месяцев служил в 334-м артполку 142-й стрелковой дивизии северо-западнее Ладожского озера. Но в то же время мне этого и не хотелось делать, чтобы сохранить реноме «старшего», избранного самими же офицерами – лейтенантами, старшими лейтенантами и капитанами, хотя я был всего лишь младший лейтенант, командир огневого взвода артиллерии. Вот и осталось нас из двадцати всего восемь человек – выходцев из Сибири и неосвобождённых районов Украины, Белоруссии и Прибалтики и одного москвича, у которого все мы находились в течение одного дня в конце марта. Сбор был назначен на 1 апреля 1944 года в городе Киеве на железнодорожном вокзале, а мы ехали в поезде в конце марта. Как водилось, нам повезло.
Портрет был нарисован в альбоме 40×30 цветными карандашами в позе «Незнакомки» Ивана Николаевича Крамского, хотя натурщица и не позировала. Более того, не знала, что её рисуют. Ей было лет тридцать, а мужу – где-то за сорок пять. Нарисованная оказалась женой заместителя министра пищевой промышленности Украины, получившего назначение и ехавшего принимать дела. У него оказались некоторые запасы спирта-сырца сорта «Киевский-80», которые стали достоянием всей компании из наших двух купе.
Заместитель министра предложил остановиться в его квартире до дня сбора группы и тут же обеспечил нас билетами в театр драмы на спектакль по пьесе Ивана Карповича Карпенко-Карего (Тобилевича) «Бесталанная». Мы с благодарностью приняли предложение и выполнили его. Для меня это было особой радостью, так как я услышал родной украинский язык, на котором шёл спектакль.
Портрет очень понравился хозяйке и был повешен на стене в их «спальной» комнате, хотя никакой мебели в квартире ещё не было. Хозяева и мы, гости, спали на полу, кто на чём. Военные – на шинелях, вместо подушек – вещмешки. Успокаивали себя тем, что в железнодорожных вагонах на полках условия хуже, чем на деревянном паркетном полу квартиры. К тому же Киев стал глубоким тылом, куда уже не летала вражеская авиация. А эшелон, в котором мы потом, в конце апреля, ехали из Киева на фронт, ночью при подъезде к станции Коростень бомбили[65]. Противник навешивал осветительные ракеты на парашюты и почти прицельно бомбил эшелоны на станции и город Коростень.
За время нахождения в пути следования из Чебаркуля до Москвы я нарисовал портреты всех офицеров группы. Я решил раздать портреты их натурщикам, когда они явятся к месту назначения. В случае неявки кого-либо у меня было бы оправдание и доказательство того, кто именно входил в «мою» группу офицеров.