— Ваш брат что-нибудь говорил особенное, вспоминал?
— Нет… Да! — оживилась она. — Говорил, что собирается покупать дом.
— Дом?
— Да, говорил, что уже присмотрел.
— Где?
— Не скажу, не знаю.
— Больше ничего?
— Говорил, что, мол, на кровные деньги дом стоять крепче будет.
В коляске Михаил повторил с выражением:
— Значит, на кровные…
— Получается, что да. Дом на крови брата.
Через минуту добавил:
— Сегодня будем брать нашего трактирщика с его работником. Кстати, кто он?
— Георгий Попов из Херсонской губернии, прибыл в столицу четыре года тому, через месяц после покупки Матушкиным «Мурома».
— Шайка начала собираться.
— Как же к ним в компанию попал Сорокин?
— Я думаю, он приехал с единственной мыслью: крупный куш отхватить.
— А жена? А сын?
— Для обмана. Мол, своим трудом для них деньги зарабатывает.
— Иван Дмитрич, я все могу понять, но Кузьмина, топор, юбка…
— Видимо, надоела ему семья, захотелось стать безутешным вдовцом в новом доме.
— Каков подлец! — вырвалось у Жукова. — Вот и получил по заслугам.
Трактир «Муром» стоял в глубине Малого проспекта. Двухэтажное здание с покатой крышей и двумя входами — парадным с деревянным крыльцом и черным, выходящим на задний двор. Неказистая входная дверь издавала пронзительный скрип, оповещавший о гостях не хуже колокольчика. Кроме двух бывших матросов были задержаны еще трое субъектов, разыскиваемых за налеты, совершенные на юге — в Мариуполе, Бердянске и Юзовке. При тщательном обыске в трактире нашли несколько тайников, в которых оказалась часть добычи из ограбленных дач. Но Иван Дмитриевич понимал: шайка взята, однако главарь на свободе.
Путилин не стал допрашивать арестованных после задержания и посадил в разные камеры, где уже находились подсадные агенты. Матушкин повел себя как фартовый вор. Его сразу стали сторониться; ночь ничего нового не принесла.
Часов в десять владельца трактира привели в кабинет начальника сыска.
— Ну, здравствуй, Серафим Игнатьич! — обратился к арестованному Путилин.
Тот только кивнул головою, не произнеся ни слова.
— Давненько хотел с тобой познакомиться, да, видно, была не судьба.
— Эх, судьба-судьбинушка! — усмехнулся бывший моряк. — А я, Иван Дмитриевич, и вовсе не хотел бы с вами знаться.
— Все в руне Божией.
— Так-то оно так.
— А раз так, то веревочка, сколько ни вьется, а кончик имеет.
— Иван Дмитриевич, везде люди живут.
— Везде-то везде, но душегубов детских на первой пересылке под нож пустят. Не любят у нас таких.
— Какой хвостик за мной ни вьется, а детей никогда не губил.
— Ой ли! — укоризненно покачал головою Путилин. — Пойди-ка подумай, Серафим, посиди и подумай. Я нс тороплю. Иди.