Здесь не найдёт меня.
Цветные дни вернуть назад,
Седые сбрить виски,
Не даст смирительный наряд,
Пошитый из тоски.
На белом письменном столе
Я белый лист нашёл,
И исписал в туманной мгле
Его карандашом.
Он белым резал мне глаза,
Покуда я писал.
Но я хотел ему сказать
Про то, что думал сам.
Я написал на нём про то,
Что я люблю цветы,
И пожалел слепых кротов
В их царстве темноты.
Я написал, что зе́лен лес —
Он должен быть таким!
А голубой – есть цвет небес:
Ему не быть другим.
Должна нам радуга сиять,
Лишь только дождь прошёл.
В конце ещё добавил я,
Что это – хорошо.
Но не нашёл с утра листок
И карандаш свой я.
Бездарен, скучен и жесток
Мир «маляров», друзья.
Мне холодильник стал врагом
За подлый свой колор.
И кафель белый утюгом
Я в ванной расколол.
Настанет день и я решусь
Прервать постылый плен.
Я кровью стены распишу
Из бледных тонких вен.
13-17 мая 1995
Командировочные страдания
1: Ностальгия
Эх, постылая эта чужбина!
Нет размаха для русской души.
Здесь тоску надо мерить аршином,
Только вот не отыщешь аршин.
Заскучал по рублям, Чебурашке,
По крикливой кукушке в часах,
По расшитой цветами рубашке
И, конечно, берёзке в лесах.
Здесь как жаркою ночью мне душно —
Не забыться спасительным сном.
Небоскрёбы мне застили душу
И скребутся холодным стеклом.
Дуня! Мне бы котлет и картошки,
И борща – наяву, не в бреду.
Я, роняя от сандвича крошки,
Здесь поспешно жую на ходу.
Часто снятся цветы полевые,
Бабы русские… Вот где тоска!
Здесь же womanы сплошь деловые,
Словно классная, в школе, доска.
Заработала – думай про тело,
Как дешевле всего похудеть.
До икоты мне, Дунь, надоело
В их контактные линзы смотреть.
Наполняя действительность смыслом,
Русских женщин я видел во сне:
В ярко красном платке, с коромыслом
И в очках. Очень редко – в пенсне.
Нет их краше. И – верю я! – шире
Никого не найдётся душой.
Их признали уже в целом мире,
Да и нам грех пройти стороной.
2: Возвращение
Срок пришёл – мне распахнута дверца.
Как же много значенья в словах
Для ранимого русского сердца
Вдруг слилось в «шереметьево-два».
Здравствуй, чистое русское поле!
Жаль, забыл прихватить сапоги…
Сле́пит очи родное приволье.
Или это не видно ни зги?
Многодневная тяжесть разлуки
Глиной липнет, висит на ногах.
Вековые граниты науки
Мелкой пылью скрипят на зубах.
Вот уже с запылённой сумою
Замер я у знакомых ворот
И, с чужою помадой, рукою
По щекам я размазывал пот.
«Евдокия Петровна! Родная!
Ты ль встречаешь меня у двери?
Поворкуем за чашкою чая!
Только скалку – прошу – убери».
14-15 июня 1995
Крылья ангела
Как небу – листу это выскажу я.
Так будет стройней мой рассказ.
Есть ангел-хранитель теперь у меня,