* * *
Русские католики XIX века – это отдельный, по-своему интересный, но замкнутый мирок людей, раздираемых противоречием между своей кровью и своей новой религией. Как вычеркнуть воспоминания о том, что твои предки крестились, глядя на золотые купола? И как стать своим среди католиков, где так катастрофически мало русских? Большинство соотечественников их презирали, считали вероотступниками и чуть ли не предателями. Точно заговорщикам, им приходилось всегда быть начеку и таиться[40]. Поэтому многие новообращённые вынуждены либо уезжать во Францию, либо исповедовать католичество тайно, стараясь не привлекать к себе нежелательного внимания. Но тем приятнее было встретить родную душу, прошедшую тот же тернистый путь, что и ты.
Софья Свечина относилась к тому же кругу русских католиков, что и Екатерина Петровна, поэтому частые визиты Ростопчиных в салон Свечиной были закономерны. А когда две подружившиеся матроны заметили вспыхнувшую симпатию между Софолеттой и молодым графом де Сегюр, то они загорелись идеей поженить их. Ведь что может укрепить новообращённую девушку в религии больше, чем брак с католиком из старинного французского рода?
Что именно думал об этой авантюре сам граф Ростопчин, автор с уверенностью сказать не может. В сохранившихся пись мах он умалчивает о своём отношении к свадьбе дочери. Тем не менее дальнейшие события показывают, что любящий отец возобладал в нём над строгим блюстителем русских порядков. Сам факт, что Ростопчин не противился этому браку, ставит под сомнение утверждение некоторых исследователей о его деспотичности. Образованный и долго проживший в Европе Ростопчин меньше всего походил на упёртого фанатика. Он, конечно, остался верен своим идеалам и протестовал против засилья иностранцев на своей Родине – но не более того. И пусть ему трижды не нравятся французы, он не станет из-за этого мешать счастью своей любимой Софолетты. Хотя кроме претензий к национальности будущего зятя, у Ростопчина вполне могла быть и личная неприязнь к Эжену, ведь его родной дядя, генерал Филипп де Сегюр, участвовал в походе на Москву.
Тем не менее в 1820 г., когда у молодожёнов рождается первенец, он с радостью пишет своему зятю: «Я целую Софью, вашу пэри, и ножки Гастона, первого паладина общества».
Брак Софьи кажется счастливым: вслед за Гастоном у молодых родителей в 1822 г. рождается мальчик Рено (который, к сожалению, вскоре умирает), а в 1823 г. – Анатоль. Вот только наружный лоск и видимость счастливой семьи не могут скрыть от Софолетты очевидного. Они с мужем хоть и без скандалов, но быстро отдаляются друг от друга.