Но вот Коди выбежал из чащи и чуть было не сорвался в пропасть с края обрыва. Хорошо хоть он вовремя успел остановиться! Теперь же, широко расставив ноги, Коди в ужасе смотрел вниз, стараясь припомнить: а бежал ли он по следу? Оглянувшись, он увидел позади только свои следы.
Повалившись на живот, Коди свесил голову и посмотрел вниз, страшась увидеть ярко-красную куртку и черную головку сына, переломавшего себе все кости и истекающего кровью. Ничего подобного он не увидел, но царившее вокруг безмолвие лишь усилило его страхи. Коди бросило в жар. Он встал на колени и посмотрел на часы. Довольно скоро будет совсем темно. Он отер руками лицо, недоумевая, почему оно такое мокрое. Надо же, слезы. А он и не заметил.
Откинувшись назад, Коди прислонился к выступу скалы, чтобы перевести дыхание. Холод его нисколько не беспокоил. Дрожащими руками он расстегнул пальто, достал из кармана рацию и нажал кнопку.
— Коди — Квин… Коди — Квин… Ты меня слышишь? Прием.
Сквозь пощелкивание и треск он явно услышал голос любимой. Это придало ему сил. Пусть она далеко отсюда, но сердцами они были вместе.
— Это Квин. Мы слышим тебя хорошо. Прием.
— Ждать больше нельзя. Позвони Абелу Миллеру. Мне нужна помощь. Прием.
Квин глубоко вздохнула, стараясь держать себя в руках, несмотря на то что ей хотелось куда-нибудь спрятаться. Итак, худшие предположения оправдались. Коди отсутствовал уже полтора часа, за это время он так и не нашел Уилла. И уж если он просит помощи, то, значит, потерял надежду.
— Я немедленно ему позвоню. Что ему сообщить дополнительно? Прием.
— Просто скажи, чтобы торопился. Позже я сообщу, где нахожусь. Прием.
— Коди… я люблю тебя. Прием.
Неожиданное молчание обескуражило ее. А ведь за ней молча наблюдали четыре пары глаз: наконец в рации пискнуло и раздался четкий и громкий голос Коди:
— Я тоже люблю тебя, леди. Молись за нас. Конец связи.
Положив рацию на стул, Квин рванулась в холл к телефону. Набирая номер, она терла пальцами переносицу, чтобы не расплакаться. Шерифу Миллеру нужна четкая информация, а не рыдания истеричной женщины.
Через несколько минут она вернулась в гостиную. Увидев обеспокоенные лица, тихо сказала:
— Они уже выезжают.
— Мне так жаль… так жаль! Я одна во всем виновата.
Рыдания Леноры разорвали царившую в комнате тишину. И как это ни печально, справедливость этого признания отрицать никто не стал.
— Ленора, когда Уилл вернется домой, скажите ему, что раскаиваетесь, — предложила Квин.
— А если он?..
— Молчите! — закричала Квин, обводя всех сердитым взглядом. — Лучше молчите! Даже думать не смейте!