Андрей, опустив хлыст, обернулся к дворовым людям.
— Расходитесь. Представление окончено, — объявил он холодно.
Дворовые, что-то тихо обсуждая, поплелись по своим рабочим местам. Елагин же подошел к Агафье и начал отвязывать.
— Жива? — спросил он ее как-то насмешливо.
Та посмотрела на молодого человека ничего не понимающим взглядом.
— Как это у вас так получилось, Андрей Прохорович? — тихо пролепетала Агафья. — Аж ничего не почувствовала.
— Есть хитрости, — снова усмехнулся Андрей, наконец полностью избавив ее от веревок. — Кнут в специальном масле вымочить да удар особо направить, к тому же стоял я так, что загораживал тебя от князя. Вот он и не понял, что бил я кнутом в основном по бревну, а не по тебе.
К ним подошла Дуня и протянула Агафье темный платок.
— Спасибо, милая, — поблагодарила ее женщина, накидывая платок на рубашку и зябко в него кутаясь.
— А за что барин на тебя так осерчал-то? — спросил Андрей, скручивая веревки. — Посчитай, при мне почти за три года никого не пороли.
Агафья тяжело вздохнула и ответила:
— Из-за Груни.
Андрей обернулся к женщине и с интересом посмотрел на нее.
— Из-за Грушеньки? — опешил он, ничего не понимая.
— Да, из-за нее, родимой. Рассказать-то, срам один, — проворчала Агафья и уже хотела отойти от Елагина. Но молодой человек встал у нее на пути и напряженно взглянул на старую бабу, не собираясь пропускать ее.
— Как это? — спросил он уже властно и, придвинувшись к ней вплотную, тихо попросил: — Расскажи, Агафья, надо мне знать…
— Ох, ну ладно. Но только из-за доброты вашей расскажу, — прокряхтела Агафья. — Так вот, теперича поутру зашла я в спальню князя спросить, когда обед подавать, да и обмерла. Груня, вся полностью голая, стоит около его кровати, а он греховодник развалился в кресле и глазеет на нее да сигару покуривает.
— Что? — выдохнул Андрей, похолодев от ее слов.
— Да уж я тоже ужаснулась. Груня, красная вся от стыда, опустила глаза в пол, да и льет тихо слезы. Видать, так запужал ее, что она стоит, послушная, голая-то, как статуя какая, у окна-то его, незнамо сколько. Она еще в одиннадцать понесла ему чай, да с тех пор я не видела ее, а я, почитай, в первом часу пришла в комнату-то его. Неизвестно, сколько она там стояла в таком виде. Ну, я и позвала княжну. Она и заступилась за Груню. А князь так осерчал, что весь аж пятнами покрылся, ну и давай на Татьяну Николаевну кричать. Однако Грушу отпустил. И, видать, на мне решил злобу-то свою выместить.
— Не пойму, зачем же он так с Грушенькой? — опешил Елагин. — И что же, он даже не прикасался к ней?