— Какая царевна? Крепостная она! И должна знать свое место! — не унимался Андрей. — А то возомнила себя барышней!
Степан, как будто не слыша слов Андрея, продолжал:
— А глаза-то какие дивно-чудные, явно сказочные!
— Глаза как глаза, — сказал колко Андрей, отчетливо представляя необычный фиолетовый цвет глаз Груши.
— Не скажи, они как омут… — выдохнул Степан вдохновенно. — Если так подсчитать, почти два месяца будет, как она отказывала князю.
— Может, ты это ей в добродетели запишешь? — съехидничал Андрей.
— Что ты так зло судишь-то? — удивленно спросил Степан.
— Была бы добродетельной, не отдалась бы князю.
— А думаешь, хочется ей получить ударов пятьдесят плетьми на конюшне? — сказал в защиту Груши Степан. — Каждый из крепостных изворачивается, как может.
— Другие-то дворовые девки более порядочными оказались, чем эта твоя благовоспитанная девица.
— Так князь ни на кого и не смотрел, кроме нее, — уточнил Степан. — Рядом с ней все невзрачные.
— И что это ты Аграфену защищаешь? — насторожился Елагин и посмотрел на друга подозрительным взглядом. — Тоже, что ли, околдовала тебя?
Степан добродушно рассмеялся и похлопал Андрея по плечу.
— Вижу я, что ревность тебе глаза застит, — сказал очень тихо Степан на ухо Елагину, чтобы Федор не услышал.
— Что? — выпалил Андрей.
— То-то и оно. Поэтому и злишься так, что Аграфена Сергеевна князю досталась, а не тебе, — добавил он так же тихо.
— Да нужна она мне больно, — фыркнул Андрей, отойдя от Степана и не желая более продолжать разговор, потому что друг верно разгадал его тайные чувства к Груше. Обернувшись к Федору, он заметил: — Надо все хорошенько просчитать…
Полчаса проплакав в оранжерее, Груша поняла, что, если теперь не попросить помощи у Урусова, этот невозможный, гадкий Андрей, который превратился в последнее время в какого-то демона, разрушит ее любимую оранжерею. Она устремилась в дом и на лестнице наткнулась на князя Константина.
— Что-то случалось, Грушенька? — ласково спросил Урусов, заглядывая в мокрые глаза девушки. Она несчастно посмотрела на него и, словно ребенок, уткнулась лицом в широкое плечо. — Ты плачешь, душа моя? — опешил князь. Он быстро обнял девушку и погладил по волосам. — У тебя что-то болит?
— Нет, — ответила Груша тихо.
— Ну-ка, пойдем со мной, — вымолвил Урусов озабоченно. Видя, как слуги глазеют на них в парадной, он увел девушку в гостиную. Здесь, устроив Грушу на диванчике, он присел рядом на корточки, чтобы его лицо оказалось на уровне глаз девушки. С участием заглядывая в ее прекрасные заплаканные глаза, князь очень ласково спросил: — Что же тогда стряслось, душенька? Расскажи мне, не бойся.