— Ты меня подставил… — губы у Цербера дрожат, его глаза полыхают ненавистью.
— Расслабься, ты и так во всем виноват. Слишком сильно хотел контролировать нашу общую собственность.
— Я только одного не могу понять, — начинает Опиум, затягиваясь и выпуская едкий дым в лицо Игле, — Сарг, чего ты добивался, выводя трио из игры? Власти в совете? Винсенту совет вообще был параллелен, Ясмину, по сути, тоже. А Эдо… Давай на чистоту, у вас с ним было больше общего, чем различного.
— И зачем эта эпопея с кассетами и старым плутом Саяном?! — орет Цербер.
— А это… — Игла задумчиво поправляет свои косицы, перетянутые золотыми резинками, — Я хотел показать вам ваших героев. Их ущербность и пошлость. Эдо, отдающий друга на смерть только за право сесть в совет безмолвной марионеткой Цербера. А ведь они с Винсентом через столько всего прошли… Как жестока судьба. Хорош герой!
— Судьба? — переспрашивает Опиум, — Сегодня ее имя Сарг.
— Тем более, — ухмыляется Игла, — Твои хваленые символы революции так легко повелись на мои провокации. Винсент, сама детская наивность, он сыграл блестяще, даже я так не загадывал. Прям, не верю, что это тот самый Феникс, который сжигал города и танцевал на лужах крови. А Ясмин… Ледяная глыба? Ум эпохи? О боже, какая глупость! Он как кабель на случке слепо бежал за Винсентом. Одно заветное имя и Ясмин уже не мог ничего анализировать…
— У всех великих людей есть свои пороки, — отозвался Опиум, с печальным видом слушающий монолог Иглы.
— Нет, это у простых людей есть пороки. А твое легендарное трио было кучкой неудачников, фанатичных и тупых, такие же как и ты, Опиум. Да, вы все — пережитки прошлого! Цербер, жри свою правду! Народ тебя разорвет, они винят только тебя. Ты убил их иконы, хотя в душе они были не больше чем ущербными калеками.
Цербер отвечает нервным подергиванием брови, кажется, он силится не кинуться на наглого коллегу.
— Куда ты тело Ясмина дел? — неожиданно вспомнил Цербер.
— Никуда никаких тел не девал, — Игла смеется, — А все же ловко я вас обвел вокруг пальца!
— Значит, ты даже не пытаешься скрыть своего прямого участия в интриге, своей вины в смерти наших товарищей? — тихо спросил Опиум, глядя из-под густых черных, как сама ночь прядей волос.
— А смысл? Вы и так все знаете, — хмыкнул Игла, — Но поделать ничего не можете. Вы растеряли свои позиции, и я вас обыграл. Цербер еще пытался трепыхаться, пошел на крайние меры: Эдо запустил в совет…
— С твоего согласия по умолчанию…
— Я не соглашался, я как умный человек промолчал.
— Как подлый…
— Опиум, не тебе меня судить. Мы все здесь не святые!