Биа-Хатерии переглянулись. Им явно в голову не приходила подобная логическая цепочка.
— Ясно, — поняла все Фрея, — Вы стенайте и молитесь, чтобы эфийцы вообще простили принца Тау… А про престол подумайте. Сигизмунд, мм?
— Ну, я не уверен… — принц покраснел.
— Да, не бойся ты, — ведьма прищурилась, — Мои внучки просто красавицы, к тому же близняшки. Выбирай любую. Ты же хороший мальчик, да? Дорожишь родными Эфами, переживаешь за их судьбу? Хочешь брата вырвать из лап извращенца?
— Да, — угрюмо кивнул Сигизмунд, совсем не обрадованный перспективой породнится с ненавистными архатейцами.
— Вот и чудно, — рассмеялась Фрея, хлопая в ладоши, — Значит, договорились?
— Да, по рукам, — решил за сына Людвиг.
— Отлично! С вами приятно иметь дело, — ведьма подмигнула, — Пойду, сотворю заклятие! Я вся, прям, закипаю от нетерпения поквитаться с Касандером!
Я стал просыпаться от ощущения чьего-то тяжелого взгляда на себе. Чужое присутствие в комнате давило виски. Мое тело бессильно распласталось на софе после долгой лихорадки и холодного пота забытья, но чьи-то глаза убивали меня ненавистью.
Я приподнялся на руках и посмотрел на дверь. Тау…
Он замер возле входа, как вкопанный застыл в своей боевой позе, сжимая кулаки. Его лицо было опущено вниз, а из-под прядей волос сверкали дикой злостью голубые глаза.
— Тау… — обессилено шепнул я, снова падая на покрывало, сдирающее своей жесткостью кожу с лица.
Он не ответил, просто буравил меня страшным взглядом. Что с ним? Сейчас принц выглядел живым, но таким чуждым и враждебным, что я вздрогнул.
И вздрогнул второй раз, когда мой взгляд упал на цепь. Меня аж перекосило.
Что-то живое и опасное вплелось в мое заклятие, опутывая звенья красной нитью. Маг высшего уровня поработал над ней, внедрив внутрь новое слово и новое значение. Ненависть…
Теперь моя цепь скрепляла Тау безжалостной злобой к моему существованию, ставя точку в нашем счастливом времени. Я ничего не мог с этим поделать. Слишком поздно я заметил.
Цепи нельзя снять, но их дух можно изменить. Нужна только жертва. Юнгс…
Стало страшно.
Чивори поймали меня в ловушку. Они пронюхали о моем больном трепете к Тау, и наказывают за смерть родственницы. Я знал… знал, что нельзя ошибаться, даруя им путь к моей слабости. Но разве Тау этого не стоил?
Мне будет больно. Я теряю его, уже потерял. Кровь барона Дерфи несет силу, заставляющую Тау вспоминать все наши совместные переживания и ненавидеть меня за них, обвиняя в запретных грезах.
— Тау, мне плохо, — шепчу я, переворачиваясь и изгибаясь плечами, — Не бросай меня вот так, не отворачивайся…