— Тау, бей меня, если хочешь. Я заслужил. Делай, как тебе нравится. Ради тебя я готов сносить все! — простонал я, сворачиваясь комочком и закрывая голову руками.
И он бьет, злясь от моей покорности. Остервенело, жестоко, с неистовством дикой злобы калечит меня. Ногами забивает мое бедное тело, всецело принадлежащее только ему одному.
— Я убью тебя, Касандер, — шепчут его губы.
Он уже готов совершить преступление, забить загнанное животное, по ошибке названное правителем и избранным колдуном. Но тут случается закономерное для мира магии явление. Мой родовой оберег не выдерживает. Он обволакивает меня метановой дымкой, не пропуская гнев Тау. Теперь принц не сможет ко мне приблизиться.
Жаль. Я готов принимать любые каторжные мучения, только бы Тау дольше оставался со мной. Только бы он не уходил от меня сейчас.
— Я убью тебя, — повторяет мой рассерженный принц, — Вернусь и вспарю твое черное сердце. Свинья!
— Нет, не бросай меня! Не сейчас! Я не вынесу! — тяну к нему руки.
Но он покидает мою комнату. Оставляет меня одного… Опять бросают. Навеки обречен быть нелюбимым. Больно… Уж лучше смерть и пытки, чем одиночество.
Тау… Ну, почему? Юнгс… Зачем?
Судьба, ты бессердечная сука. В чем же я грешен?…
Я рыдаю. Слезы — спасение от пустоты и лезвий боли.
В последнее время я слишком часто плачу, расписываясь за всю бесстрастную жизнь. Я никому не нужен здесь, среди живого мира. Кто я? Зачем я сюда пришел? Почему судьба жаждет моих страданий?
Даже последний свинопас имеет право на любовь.
А я, правитель, обречен завидовать счастью черни.
Никто никогда не любил меня по-настоящему.
Папа… Отец… Я стал для него тенью его же величия. Сын, долгожданный наследник, оказался его раздражителем. Я был сильнее отца, то, что я делал легко и играючи, отец постигал годами в долгих упорных тренировках и упражнениях с книгами магии. Я быстро схватывал науку колдовства, попутно сочинял свои заклятья, отец же год за годом гнался по моим следам. Он сделал меня своим конкурентом. Не щадил себя, пытаясь обогнать, но ничего не выходило. Отец завидовал. Бил меня и заставлял поднимать с глубин мироздания запретные механизмы колдовства, запуская их разрушительную мощь. Но я со всем справлялся…
Отец злился еще сильнее, он превратил меня в магический инструмент своей слепой злобы на весь мир. Но мне нравилась новая роль, потому что я мог беспрепятственно заниматься магией, которую обожал. Отца же это бесило все больше и больше. В итоге он довел себя до полного изнеможения, и сердце трехсотлетнего мага не выдержало.