— Хорошо, — киваю я, — Если это твое желание…
— Мое желание, чтобы ты сдох. И я вырву твою жизнь! — кидает Тау, освещая меня холодным блеском чуждых, но любимых глаз.
— Не трудись, если тебе нужна моя жизнь, ты можешь просто попросить. И я, не задумываясь, отдам ее тебе… Любое желание, любое унижение, все, весь я… для тебя одного.
Кольцо тянет руку, крича об опасности, но я заглушаю его рев. Я все решил.
Он стоит передо мной на коленях, разведя руки в стороны. В его глазах играет печаль и решительность. Касандер готовится к смерти, и я вижу его внутреннюю борьбу.
Но почему мальчишка не сопротивляется?
Я готов дать ему отпор и убить в сражении! Но Касандер сдается без боя, хотя его магические силы огромны. Он клянется в любви, заявляет, что цепей нет, и показывает, насколько Архатей и его собственная жизнь не имеют значения.
Я отрубил его косы.
Но он и бровью не повел. Вместо борьбы он целует мои ботинки. Чего колдун добивается? Любит… Да быть не может, отказываюсь верить! Он гнусный лжец. Хотя слова о Фрее вполне правдивы, я сам не раз приходил к схожему выводу. Но я не должен испытывать сомнений.
— Тау, любимый, ты пришел смыть с себя позор? — он еще и подталкивает меня к действиям, — Так давай! Пока я сдерживаю кольцо Милиотар, нанеси удар… Возьми мою жизнь.
— Замолчи! — бью Касандера, чтобы возродить в моей душе ненависть. Бью за собственную слабость.
— Решайся… — шепчут губы мальчишки, его зеленые глаза, ставшие в одночасье драконьими, горят уверенным желанием принять судьбу.
Теплый ветерок обдувает наши фигуры, играя блестящими волосами Касандера. Сейчас униженный и подавленный он выглядит достойным правителем страны. Смелость и стойкость, с которой мальчишка хочет встретить смерть, поражают даже меня, закоренелого воина, прошедшего не одно сражение.
Но я должен его ненавидеть!
Я не имею морального права впадать в сомнение. Пускай я бью безоружного, но я не должен забывать, что Касандер маг. Он может защищаться. А значит, я имею право отнять его жизнь. Карл мертв из-за гаденыша!
— За Карла! — остервенело кричу я и бью его острием клинка в грудь, прямо в сердце. За миллиметр от него рука дергается под напором сомнений, и клинок входит неглубоко под углом. Касандер вскрикивает, руки непроизвольно хватаются за сердце. Но как только черная кровь рисует витиеватые линии на его зеленом балахоне, мальчишка начинает улыбаться.
— Тау, — он вскидывает голову, смотря на меня своими глазами с расширившимися от боли зрачками, — Ты остался добр ко мне… Приятно. Но так ты меня не убьешь, слишком слабо…