Я же его продолжал испытывать на себе.
Я склонился над своим изувеченным другом, сжимая его единственную руку. Врачи передвижного госпиталя братства, что колдовали над ним, изредка шикали в мою сторону, дескать, мешаю, но сделать со мной ничего не могли. Я не на шаг, хотя какой там, не на сантиметр не отходил от Альентеса. Хорошо, что Рауль летел на другом вертолете, он бы точно не вынес зрелища.
Кровоточащий обрубок, оживающий под взмахами рук врачей, вызывал смертельное чувство тоски и скорби. Аль, прикрепленный к тонне проводов и капельниц, лежал на полу вертолета и, изнывая от лихорадочной боли, отрывисто дышал. Бинты, что перевязывали его раны, вмиг становились алыми, и врачам снова приходилось их менять. Я бы не выдержал чудовищного зрелища, если бы не одно но…
Он дышал! Я слышал пронзительные сипы его легких, видел, как вздымается взмыленная грудь, и смотрел за ликами страданий сменяющими друг друга на лице Альентеса.
— Он будет жить? — я обреченно спросил у врачей.
— Кто ж его знает! Мы делаем все возможное, — ответил мне суровый брат из медицинского отдела.
— Ему больно! Сделайте что-нибудь…
— Уже, но у парня страшные раны, к тому же из-за сыворотки остальные лекарства действуют в полсилы.
— Черт!
— На его раны наложились и травмы, полученные во время пыток в тюрьме Акведука.
— Так не должно быть! — орал я, как безумный, — Сделайте же что-нибудь! Спасите его!
— Мы контролируем его состояние. Осталось потерпеть до монастыря, там подключим к аппаратам… Но знайте, после этого, все будет в руках высших сил. Если его организм пойдет на поправку — случится чудо.
Я несмело коснулся лица своего Аля, такая нежность нахлынула на меня, что я даже не пытался сдержать слез.
— Только живи, — шепнул я, — Мне больше ничего не надо… Только живи.
Когда мы приземлились и вышли на свежую траву монастырских земель, меня охватило смятение. Раненых в первый момент устроили, как придется, на земле, естественно положив на носилки. Я остался возле Аля… Но нервозность только усиливалась.
Когда ко мне подошел Рауль и Фабрицио, я тихонько, чтобы не разбудить задремавшего Аля, спросил:
— Чего ждем?
— Дедал обещал спуститься встретить нас, — отозвался Фабрицио, удрученно рассматривая уменьшившееся вдвое тело моего Альентеса.
— Аль слишком тяжелый… — гаркнул я, — Мы не можем здесь прохлаждаться по прихоти председателя.
Мои товарищи переглянулись. Очевидно, я был прав, но они не знали, что мне ответить.
Наконец, Дедал соизволил подойти. Он был одет в черную сутану простого монаха, которая подходила к обстановке куда лучше нежели великолепие лиловых одеяний старейшин.