Так велика, однако, беззаботность в юном возрасте, что за все двадцать восемь дней ожидания этого момента я, собственно говоря, ни разу не призадумался над тем, что именно привело нас в такую даль, как Новый Орлеан. Известное любопытство и волнение овладело мною только тогда, когда отец достал из своего мешка два карманных пистолета, купленных им в Нью-Йорке, тщательно зарядил их, предварительно осмотрев каждый из них со всех сторон, и перед тем, как нам выйти из дома, вручил мне один из них.
У нас оставалось в распоряжении еще пятнадцать минут, так как на ближайшей городской башне только что пробило три четверти девятого. Военный Плац и главная площадь Нового Орлеана находились тогда на том самом месте, где теперь Джексон-сквер – позади бывшего дворца французского генерал-губернатора, всего на расстоянии каких-нибудь ста шагов от набережной и не более трех минут ходьбы от гостиницы «Золотой Лев». Тем не менее, мой отец пожелал отправиться на площадь немедленно.
Все время он упорно молчал, но я заметил, что он чем-то глубоко взволнован. Военный Плац был мне уже знаком по моим прогулкам. Это была обширная прямоугольная площадь, поросшая мелкой желтой травой и ограниченная со стороны моря бывшим генерал-губернаторским дворцом, пустовавшим в настоящее время, с левой стороны – городской тюрьмой с гауптвахтой, со стороны, противоположной дворцу, – собором святого Людовика, а справа – старинным монастырем капуцинов. Две весьма плохо содержащиеся аллеи, проведенные по диагоналям, перерезали площадь, и в том месте, где они пересекались, на середине площади, весьма ясно выделялся маленький светлый квадрат. Это место, очевидно, и было избрано командиром для таинственного свидания.
Действительно, ничего не могло быть легче, как наблюдать с этого места за всей площадью, освещенной четырьмя или пятью фонарями и, сверх того, ярким лунным светом.
Впрочем, площадь эта в данный момент была совершенно пуста, как и всегда вообще, да еще в такое время дня или, вернее, вечера. В продолжение тех десяти-двенадцати минут, которые мы простояли в ожидании на этой площади, по ней не прошел ни один прохожий.
Но в тот момент, когда на монастырской башне начало бить девять часов, в конце аллеи, упиравшейся в улицу святого Петра, показалась человеческая фигура, которая быстро приближалась смелым, решительным шагом. Это была высокая женщина, укутанная в черную накидку, со светлым шелковым платком на голове. Вскоре она подошла совсем близко к нам, и мы увидели, что это негритянка.
Она шла, опустив глаза и как бы не замечая нас вплоть до того момента, когда совершенно поравнялась с нами. Мы думали, что она пройдет мимо, но, почти уже миновав нас, она обернулась, как бы для того, чтобы убедиться, что никто не следит за нею, затем, не останавливаясь, на ходу проронила одно слово: «Баратария».