— Люди, люди, право же это смешно, — засуетился староста. — Вы же мусульмане, зачем вам эта школа, гяурская школа?
— А чей ты, юзбаши, прислужник? А? То-то же! Ты гяурскому царю служишь! А русский язык ты наверняка плохо знаешь. И тебе бы не грех записаться в эту школу.
— Да, служу! И обсуждать, кому и зачем я служу, тебе не дано! А ну, прекратите балаган, это вам я говорю, я, Амирбек… И вот что, почтенные сельчане, не обращайте внимания на его глупые несбыточные затеи… есть поважнее дела… Вот бумажка от нашего губернатора из Темир-Хан-Шуры…
— Что за бумажка? — расшумелась толпа. Кто-то крикнул, кто-то свистнул, кто-то выстрелил из харбукской однозарядки «тапанча».
— Помните, вы просили меня обратиться к его высокоблагородию, чтоб он дозволил нам открыть в нашем ауле питейное заведение… Одним словом — духан.
— Мы о духане не просили, мы просили о магазине, — возразила какая-то женщина, и наверняка это была моя бабушка Айбала. Говорят, боевая была женщина, из всех горянок первая побывавшая в Петербурге.
— Сначала духан, а затем и… не все сразу… — не торопясь объявил юзбаши, блеснув холодным светом своих всегда настороженных глаз.
— Эй, вы, сельчане! Не ослиные же у вас головы, — возмутился Акка-Тимир, — каждая ваша копейка, вложенная в открытие у нас русской школы, окупится сторицей. Познав этот великий язык, вы, наконец, по-настоящему познаете белый свет. Жить по-человечески вы научитесь, образумьтесь…
— Школа, школа, дайте нашим детям школу! — заревела толпа.
— Несбыточное желание, — никакой царский чиновник не позволит вам этого. Не сходите с ума, люди! Я не намерен с этим дурацким делом обращаться к губернатору! Вы же знаете: когда безбородый пошел искать бороду, вернулся без усов.
— Люди, я обращусь к нему, я кавалер георгиевских крестов… — Раскрыв грудь, стал на возвышенности с воинственным видом Акка-Тимир. — Я готов предстать перед губернатором!
— Эй, вы, мусульмане, зачем вам школа? Достаточно, если вы будете знать ясин (заупокойная молитва). Этому вас научит наш кадий… — засуетился не на шутку встревоженный юзбаши.
— Не слушайте его… будьте благоразумны, откройте глаза! — кричал мой дед.
— А сколько надо денег?
— Если соберем хоть семьсот рублей, и то будет хорошо.
И говорят, через неделю большинство сельчан выложили все, что у них было, и набралось немногим меньше шестисот рублей серебром. С этими деньгами и выехал в один прекрасный день Акка-Тимир в город Темир-Хан-Шуру, к наместнику Дагестана, генералу, с письмом-просьбой разрешить джамаату (обществу) аула Уя-Дуя открыть у себя русскую школу. Аульчане в ожидании рядили, гадали, чем же все-таки эта затея кончится, неужели наместник примет его?