.
Российское правительство провело массовую депортацию собственных граждан из западного пограничья и с Кавказа. Эти депортации напрямую отражали образ мыслей, продвигаемый царскими специалистами по военной статистике: некоторые группы населения, поддающиеся идентификации и классификации по этническому принципу, являются политически неблагонадежными и представляют угрозу в военное время. В декабре 1914 года русские военачальники приказали выслать из польских провинций Российской империи всех взрослых мужчин — этнических немцев. Начальник Генерального штаба Николай Янушкевич утверждал, что немцы шпионят в пользу германской армии, и велел подталкивать к переселению целые семьи. Другие русские военачальники призывали полностью вычистить «вредные элементы» из района ведения военных действий[926].
В январе 1915 года Янушкевич приказал выселить из района военных действий «всех евреев и подозрительных лиц», вновь исходя из убеждения, что евреи политически неблагонадежны и шпионят в пользу Германии и Австро-Венгрии. Весной того же года русская армия начала массовую депортацию евреев, решив очистить от них не только прифронтовую область, но и целые губернии. В результате сотни тысяч евреев были высланы на поездах к востоку от Волги, а некоторые группы евреев — даже на запад, через пограничную полосу, на территории, находившиеся под контролем Германии и Австро-Венгрии[927]. В том же январе 1915 года российский наместник Кавказа приказал выслать российских подданных — мусульман, обвинив их в шпионаже и помощи турецким войскам. В общей сложности было выслано более 10 тысяч мусульман: 5 тысяч — в лагерь для интернированных лиц, устроенный на необитаемом острове в Каспийском море, а остальные — во внутренние российские губернии[928].
Масштабные депортации, проводимые царским правительством в годы Первой мировой войны, снизили порог чувствительности к дальнейшему использованию этого вида отсекающего насилия. Подобные действия не только получили оправдание в качестве мер безопасности, но и стали частью опыта как жертв, так и организаторов депортаций. Тот факт, что высылка и интернирование были признаны в качестве метода государственной политики и средства социальной профилактики, имел серьезные последствия. Отныне военные и политические деятели могли спокойно прибегать к таким методам во имя охраны национальной безопасности или ввиду определенной идеологической повестки дня. Кроме того, высылка этнических меньшинств укрепила (хотя и безосновательно) представление военных статистиков о том, что население можно классифицировать по этническому признаку, чтобы определить степень его политической лояльности и общественной ценности. Некоторые российские деятели беспокоились о том, какое воздействие перемещенные лица окажут на внутренние провинции, куда они были высланы. В 1915 году начальник штаба Северо-Западного фронта М. Д. Бонч-Бруевич, впоследствии один из руководителей Красной армии, предупреждал, что враждебные элементы разлагают чисто русские губернии, и предлагал регистрировать депортированных лиц, чтобы к концу войны полностью избавиться от всех враждебных элементов