Пока возвращались в голову колоны, Иванову пришла в голову еще одна мысль.
– Товарищ капитан, – обратился он к усатому Проценко, – пока вы еще с пленными не закончили, разрешите мне съездить – проверить позиции артиллерии, что по нам стреляла. Не хочу исправные орудия оставлять, а то еще вдруг кому-нибудь из залетных поляков придет в голову по следующим за нами войскам исподтишка пальнуть.
– Правильно, лейтенант, – тут же согласился капитан, – действуй. И моих орлов опять возьми – могут пригодиться.
И орлы опять пригодились. На месте недавнего боя с одной стороны дороги, на поле, в окружении раскиданных тел и рассыпанных пустых снарядных гильз среди неглубоких воронок лежали опрокинутые взрывами искореженные пушки. А с другой стороны, в кювете и на обочине, кроме двух посеченных осколками станкОвых пулеметов и нескольких убитых, смирно стояли стреноженные кони, запряженные в открытые фургоны защитного цвета и артиллерийские передки. Армейских повозок было две и передков было тоже два. На каждую повозку приходилось по одной лошади, а на артиллерийский передок – четверка цугом. Боеспособных противников вблизи не наблюдалось. Или убежали по кювету вдоль дороги или в плен пошли сдаваться вместе с остальными. Хотя, нет, несколько лежащих без сознания поляков было ранено и даже перебинтовано.
Иванов с Голощаповым пошли к разбитой позиции артиллеристов, Гурин и Минько остались охранять броневик, а пехотинцы занялись осмотром мертвых и раненных поляков в кювете, лошадьми и телегами.
Низенькие противотанковые пушки удачной системы шведской фирмы «Бофорс» польского производства взрывами и осколками повреждены были весьма основательно: у одной разворотило прямым попаданием гидравлический тормоз отката и посекло осколками, как минимум, один из пружинных накатников; у второй – отбита шестерня горизонтальной наводки и оторвано колесо. И это не считая более мелких повреждений. В общем, без капитального ремонта эти пушки совершенно не опасны проходящим по шоссе частям Красной Армии. Со спокойной совестью их можно оставить прямо здесь и даже не вытаскивать замки.
Живых и раненых на артиллерийской позиции не оказалось. По биноклю и звездочкам на погонах Иванов определил командира, лежащего лицом вниз. Окровавленный мундир на его спине был пробит осколками в нескольких местах. Иванов снял с него кожаную командирскую сумку, бинокль, отстегнул ремень с большой черной кобурой и, перевернув на спину, обыскал нагрудные накладные карманы френча (документы, письма, фотографии). Подумав, вложил удостоверение и личные вещи мертвому врагу обратно. Зачем ему это брать? Открыл кобуру и достал громоздкий плоский пистолет, отдаленно похожий на советский ТТ, но крупней и тяжелей. И флажков сбоку у него два. Ну, один, скорее всего, предохранитель, который у ТТ отсутствует. А другой-то зачем? Ладно, потом разберемся. На запястье убитого поляка поблескивали то ли хромом, то ли серебром часы, но снять их Иванову даже в голову не пришло. Он вернулся на дорогу, оставив Голощапова собирать оружие убитых.