И доехали. Пленные уже были разоружены, обысканы и строились для пешего марша навстречу Красной Армии. Отдельно лежали забинтованные раненые. Иванова позвал старший политрук:
– Пойдемте, лейтенант, с вами очень хочет поговорить польский майор, командир этого панства.
Подошли к раненым. Лежащий на шинели немолодой польский майор, с перебинтованной под расстегнутым мундиром грудью, сам говорил по-русски, правда, с акцентом.
– Так это вы командовали броневиками? – спросил он, тяжело дыша.
– Я, – кивнул Иванов, без ненависти рассматривая того, по чьему приказу были убиты трое его бойцов и чуть не погиб он сам и его экипаж.
– Вы хорошо умеете воевать. И благородно. Я сам служил в русской армии в Германскую войну. Спасибо, что вы не расстреляли со зла пленных и даже распорядились перевязать наших раненых. Знаю, как это бывает в озлоблении после гибели товарищей.
– Благодарить меня не за что, – пожал плечами Иванов, – мы не фашисты – раненых и пленных добивать. Мы красноармейцы. А теперь я спрошу: зачем вы приказали на нас напасть? Ведь вы командовали этим отрядом?
– Да, я был командиром отряда, – кивнул лежавший майор, – и я же приказал вас атаковать. У меня был приказ двигаться маршем в сторону Берестечка, оказывая сопротивление всем, кто попытается меня задержать. Вы двигались мне наперерез и могли помешать. Скажу честно: я считал, что моя противотанковая артиллерия без проблем справится с вами, и мы сможем быстро продолжить движение. Если бы вы вели себя, как командир вашей первой бронемашины – так бы и произошло.
– Ну, извините, – с горьким сарказмом перебил раненого врага Иванов, – что умирать от ваших снарядов не захотел.
– А я извиняться не буду, что погубил ваших людей. Они солдаты – и я солдат. Они должны были понимать, что вторгаясь в чужую страну, могут погибнуть, – и я знал, что обязан выполнять приказ и сопротивляться вторгшимся Советам.
– Глупый и преступный приказ, – высказал свое мнение лейтенант. – Гораздо большее здравомыслие проявили те ваши командиры, кто отдал приказ своим частям и подразделениям временно сложить оружие и сдаться Красной Армии. Могу, основываясь сугубо на личном опыте, уведомить вас о сдаче без боя пехотной роты на шоссе невдалеке от границы, сдачи четырех железнодорожных эшелонов с войсками и имуществом возле местечка Мирогощи, сдачи не знаю какого количества войск в городе Дубно. И это только лишь то, что я сам видел.
– Ладно, лейтенант, время нас рассудит: кто прав. Не буду вас задерживать. Честь имею, – лежачий майор слабо козырнул двумя пальцами.