– С каких это пор у тебя столько гонора, Гумерская? Того и гляди, орден какой получишь. Виртути Милитари [103].
– Хватит базлать, Томек, говори серьезно, – отвечает та.
Отец поворачивает ключ. Фары гаснут, люди исчезают на миг, видны только тени.
– Если мы их прижмем, то они вам скажут. Скажут, где ксендз. Где молодой Бернат. Все скажут, потому что они – трусы. Вы знаете, где нужно сегодня быть. Знаете, как голосовать, – говорит он. И садится в машину. Соседи стоят еще некоторое время, дезориентированные. Их снова слепят фары. Теперь некоторые закрывают глаза рукой. Я вижу Гумерского, как он чапает домой, как исчезает за металлической, скрипучей калиткой. Жена быстро, словно суслик, семенит за ним.
* * *
Я вычеркиваю два предыдущих предложения и пишу: «Кулак чувствует, что тело – твердо. Но мягкое тело – лучше. С мягким телом можно установить лучший контакт. Мягкое – значит послушное».
А потом я вычеркиваю все эти фразы и рисую быстрый портрет кого-то, кто выглядит немного как Гумерский, а немного – как Чарльз Бронсон в «Жажде смерти».
А потом я пишу еще одну фразу: «Когда-то в окне соседа я видел, как он стоит спиной к этому окну, а лицом к телевизору, смешно подрагивая на месте, всматриваясь во включенный на кассете фильм; картинка была неясной, снежила, я видел движения голого мужика и вьющуюся под ним девицу и слышал смешную, тихую музыку, похожую на ту, которую после слышал в наушниках, ожидая соединения с банком».
– Хочешь пива? – спрашивает Гжесь.
– Давай, – отвечаю я.
– Так пойди и возьми, – скалится он.
Это не короткие предложения, а с моим почерком они занимают половину страницы. Естественно, я не знаю, что дальше. Дальше мне нужно бы выписывать, что я еще видел – то есть что видел герой. Если бы я обратился к настоящему времени, мог бы описать, что происходит дальше. Ретроспекции – это всегда ловушки. Они слишком тесные. Не дают слишком много места, потому что большую часть его занимает фатум. Фатум – толстая и старая тетка, которая сидит на четырех стульях сразу.
В комнату входит Ясек. Садится рядом. Начинает смотреть боксерский матч, равнодушно поедая чипсы из пакета.
– Поможешь мне с уроками? – спрашивает он.
– Нет времени, Ясек, – отвечаю я, изображая перед самим собой ужасно занятого типа.
– Я должен написать отработку. Об Огне, – объясняет он.
Отвыкшие от авторучки пальцы, когда им нужно написать нечто большее, чем одну фразу, скрючивает. Вместо строчек письма в тетради появляется нечто вроде линий ЭКГ. Я задумываюсь, могу ли я это прочесть, или просто помню еще, что написал.