Янек говорит, что папа обещал ему отремонтировать какой-то там мотороллер. Не знаю какой, потому что в гараже я никакого мотороллера не видел. Йоася вспоминает, что отец обещал сделать ей туалетный столик.
– Не знаем, – говорит им всегда Агата.
– А когда узнаете? – спрашивают один и вторая.
– Не знаем, котик, правда, если узнаем, то вы тоже сразу узнаете, – повторяет Агата.
– Вы ничего не знаете, – с претензией говорят одна и второй. Агата же всегда кивает. Подходит к детям и крепко обнимает их. Ясек всегда вырывается, Йоася – никогда.
Это было мое первое Рождество дома за много лет. Я редко представлял его себе. Редко, потому что не любил думать о Рождестве и вспоминать эти праздники. Пока мама была жива, они оставались мучительны и неприятны; отец всегда с трудом выдавливал из себя составленную с похмелья речь, едва плюясь фразами, как кусочками костей. Он всегда желал нам сил. Не успехов, не счастья, не здоровья. Сил. Силе, правда, не особо помогали стол с разваренными яствами или нудные, анемичные чуваки, суетящиеся под синтезаторную аранжировку, которые шли на экране с одного и того же купленного на заправке DVD, или носки и дешевые духи под елкой. Этому не помогали и визиты к старшим родственникам, у которых было куда больше разваренной еды. Или первый день праздников, когда отец всегда организовывал у нас обед для гостей, во время которого упивался до предела – а тот каждый год находился все ниже.
Я не был ни на одном Рождестве в Зыборке со времени, когда отсюда уехал. Всегда находилась какая-то причина. Я был болен. Не мог. Торчал. Был на реабилитации. Не было времени. На самом деле со смерти мамы не было никакого смысла.
Когда мы уже ехали с Юстиной, я и представить не мог, что мы останемся до Рождества. Был уверен, что к концу декабря нас тут давно не будет. Что мы получим, не пойми откуда, кучу денег на счет, вернем нашу квартиру из рук португальцев-съемщиков, будем справляться со всеми нашими прошлыми поражениями где-нибудь на пляже в Таиланде. Я был настолько в этом уверен, что даже не задумывался над этим. Самая большая ошибка – относиться к чему-то как к очевидному. Упростить и уменьшить это до размеров эмблемы.
– Это сегодня, – сказала в Рождество Агата, глядя утром в календарь.
– Что сегодня? – спросила Юстина.
– Рождество, – вздохнула она.
– Можем ничего не делать. Просто съедим какой-нибудь борщ, и все, – сказала Юстина. Для нее праздники никогда не имели особого значения.
– Какой борщ? Женщина! – фыркнула Агата и взяла ее за руку. – Пойдем, научу тебя готовить.