– Трупак, сука, ты что, хочешь священником заделаться? – спросил Быль.
– Не подхожу я для этого, не люблю трахать детей, – ответил Трупак.
Я не помнил, что в одиннадцать должен был вернуться домой. Может – не хотел помнить. Может, даже Быль, чьи родители были куда мягче моих, или Трупак, который и вообще обычно жил один, сказали бы что-то вроде: «А ты, часом, не должен уже быть дома, Бледный?».
А может, они и сказали, только я не обратил внимания.
– Твой отец в курсе, что ты здесь, – сказал полицейский.
– И что сказал? – спрашиваю я.
Лучше думать о том, что сказал мой отец, чем о том, что случилось.
Лучше не думать, что все сломано. Напополам – а то и на большее число кусков, а может, все просто распалось в пыль.
Когда подъехала патрульная машина, мы думали, что это из-за распитой нами бутылки бормотухи, которую мы даже не хотели прятать под лавку.
– Сказал, что ждет тебя дома, – проинформировал меня полицейский.
Помню, я сидел напротив того полицейского и думал: «А если бы его вежливо попросить – может, он согласился бы, если попросить его вот так просто, по-дружески, пожалуйста, у меня к вам огромная просьба, дайте мне на минутку ваш пистолет, обещаю, я не стану с ним ничего делать, просто выстрелю себе в голову. Я только выстрелю себе в голову, честно. Раз-два – и меня больше не будет. Только покажите, как это делается».
Та бормотуха называлась «Коммандос», помню и сегодня. На фоне остальных – была даже ничего себе. После нее не слишком хотелось блевать. Стоила пять девяносто за бутылку ноль семь.
Помню, Трупак сказал одному из полицейских:
– Простите, граждане власть. Мы уже идем.
И даже когда они нам сказали, что мы должны сесть в машину, мы все равно были уверены, что это из-за вина.
Трупак по-настоящему испугался.
– Ты ничего не слышал? – в пятый раз спросил полицейский по ту сторону стола. Я считал эти его вопросы. Помню его до сих пор, каждую подробность. Узкие, чуть раскосые глаза, и усы, черные, с бурыми пятнами от кофе и окурков там, где они опускались к уголкам губ. Никогда позже я его больше не видел.
Я ничего не слышал. Если бы услышал хоть что-то, то побежал бы туда. Если бы туда побежал, то, может, все было бы иначе. Может, хватило бы просто ударить его по затылку той бутылкой.
Но мы сидели не на Психозе, а над озером.
Я не хотел сидеть там, где целовался с Каролиной. Как идиот. Нужно было идти.
Тогда бы мы услышали.
Хватило бы просто сильно ударить его бутылкой по затылку.
Хотя, если бы Дарья кричала, то узнал бы я ее голос?
Нашел бы в себе смелость пойти туда, не зная, что это за девушка?