– Это был бандит, насколько я могу судить с чужих разговоров, а с бандитами случаются бандитские дела, – сказала я.
Он ничего не ответил.
– Подумайте просто, какая у них причина убить Мацюся? Если сами они обвиняют в этом вашего сына? Если напустили на вас полицейских? Устроили обыск? Мацюсь не действовал против них. Не мешал в их делах. Или нет? Или было иначе?
Он нарисовал еще один круг в воздухе.
– Я тебе сейчас кое-что расскажу, – сказал он, засопел, снова промурлыкал несколько строчек песни.
Кофе был крепкий, как ад, и горький, словно заваривали его на полыни.
– Мацюсь не был дураком. Знал, что бандитская баллада – песня короткая и быстрая. И танцуют под нее гибко и умело, чтобы не сломать ног. Он это знал, но потом Кальт его зачаровал. Как змий. Даже наши женщины не чаруют так, как он чарует, – он снова выдохнул облако дыма.
– Кальт убил Мацюся, а теперь прячет следы? – я все еще не понимала, к чему клонит Тобек.
– У Мацюся была одна особенность. Он ничего не боялся. Это в нем было хорошо, когда нужно было действовать резко, – сказал он.
– У вас сына посадили по несправедливому обвинению, а у меня – тестя, – я, кажется, немного повысила голос, но он только прищурился, словно бы кто-то посветил ему в глаза фонарем.
– И посидят оба. Процессы поведут без спешки. Какие у них доказательства против Томаша, а? Да хрен там они что имеют, а не доказательства. Но ты не бойся. Ты и твой муж – не бойтесь. Томаш – чокнутый. Он все переживет. Такой человек, как он, все переживет. У того ресторана он словно концерт давал. Словно свадьбу вел, – Тобек улыбнулся, словно вспоминая вкус любимой еды.
– Что вы пытаетесь сказать? Что тот человек, Кальт, убил их всех по одному ему известным причинам, а теперь заставляет полицию арестовывать кого попало, использует сфабрикованные улики, чтобы каждое убийство повесить на кого-то другого, на Томаша – Берната, на вашего сына – Мацюся? – я не понимала, чего хочет этот человек.
«Может, есть такой тип людей, – подумала я, – они конкретные и четкие, только когда речь заходит о насилии. А когда атмосфера спокойная, приятельская, они начинают распадаться, утрачивают свою цельность».
– Я еще ничего не пытаюсь сказать. Ты решишь, что думаешь по-настоящему, в конце, – он откинулся на стуле и потянулся. – Видишь ли, Мацюсь был очень важен для всего этого. Ты думаешь, он неважен, а он важен. Может, он здесь вообще самый важный человек, не знаю точно. Он в Зыборке еще пару лет назад был королем жизни. Господином. Когда крали машины, еще до Кальта, то все парни смотрели на него, как на икону. Сын Берната, например, – сказал он.