– Почему вы это делаете? – спрашиваю я Агату.
– А что, детям нужно было от голода помереть? – отвечает она вопросом на вопрос.
– Почему не сказали Юстине? – спрашиваю еще, но мне никто не отвечает.
Гжесь берет кусочек хлеба, чистит тарелку от соуса из-под курицы, заканчивает есть, встает. Вытирает губы от еды и засохшей крови. Агата подходит и хватает его за руку. Прижимает ее к своей грудной клетке. Очень странный жест. Они смотрят друг на друга, словно влюбленные в сериале. Агата, кажется, хочет что-то сказать, но молчит. Наконец отпускает его руку, он вытирает ту о рубаху.
– Через час-другой мы поедем за ней. Если она за это время не вернется. Обещаю, что если она не вернется, то мы за ней поедем. Клянусь тебе всем, чем угодно, клянусь могилой мамы. С ней ничего не случится. Пойдем, – говорит он.
Снаружи куда холоднее, чем полчаса назад. Срывается ветер, ледяной и злой. Теперь он летит над Зыборком, ломая голые ветки деревьев, вырывая мусор из-под выпавшего снега и унося его с собой. Ветер очень громкий. Собаки некоторое время пытаются его перекричать, но не справляются. Прежде чем я открываю дверь машины, они замолкают: может, напуганы, что ветер унесет и их тоже.
– В чем дело? – спрашиваю я, когда мы уже в машине.
– Ты хочешь все исправить? – спрашивает Гжесь.
– Это невозможно.
– Возможно. Ты стоял напротив пушки. Ты шагнул под нацеленный пистолет. И говоришь, что это невозможно. Мужик, ну, – отвечает Гжесь.
– В чем дело?
Он не отвечает, но заводит мотор.
Есть ли хоть шанс на что-то новое, думаешь ты, не пойми зачем ты вообще об этом думаешь, может потому, что нужно думать о каком-то будущем, когда некто ведет тебя сквозь лес, тыча оружием в спину.
Мир хрустит под ногами. Только белый снег и черная, холодная вода. Тебя никогда не водили, упирая ствол между лопатками. Такие вещи бывают в старых польских фильмах о войне, думала ты, или в чуть менее старых фильмах о русской мафии.
Но, Юстинка, думай о будущем, если все закончится хорошо, то есть шанс на новое изменение. Что значит – новое изменение, Юстинка? Это значит оставить все это и идти в сторону нормальности, жизни, в которой нет нужды оставаться отважной. Это мечта любого отважного человека в такие моменты, когда приходится использовать отвагу все время, охлаждать мозг. Проклятие, Юстинка, мысли носятся у тебя в голове, как пьяницы при пожаре.
– А где ваши дети? – спрашиваешь ты, потому что, возможно, когда спросишь его о детях, он опустит оружие. А когда он это сделает, у тебя будет несколько секунд, чтобы броситься в сторону, в лес. Хотя он, скорее всего, тебя схватит, причем – быстро, потому что, в отличие от тебя, он знает, где тут что находится. – Они остались дома?