– Награжу?
– Оплатил ремонт церкви. Мацюсю – не знаю. Договорились, – хрипит он.
Я сжимаю его руку.
– Парень сам хотел признаться. Но отец не позволил, – говорит он еще.
Я сжимаю его руку сильнее, чтобы удержать в ней жизнь.
– Жаль. Жаль, что все так, – говорит он тихо и, кажется, умирает. По крайней мере, его голова безвольно падает на пол, и ты не слышишь ни звука, ни дыхания.
Зло изменяет буквы в алфавите. Зло все изменяет. Зло ненавидит порядок. Зло не существует само по себе, оно не автономная сущность. Зло – это грибок, ему необходим носитель, это болезнь, опухоль. Растет на здоровом. Вцепляется в ткани. Прежде чем убьет их, делает так, что те распухают и смердят. Превращаются в свою карикатуру.
Медленно, подпираясь здоровой рукой, ты привстаешь в сидячую позицию, а потом встаешь. Подвал высокий. Ты поднимаешь руку, но рука хватает воздух, больше ничего.
Но Бернат же отсюда как-то вылез.
Его тут держали дольше остальных. Не сломали ему ног.
Ты медленно идешь вперед. Нога натыкается на тело человека, который только что с тобой говорил. Ты обходишь его. Добираешься до стены. Она холодная и чуть влажная. Ты прижимаешь к ней ладонь.
Ведь Бернат как-то отсюда выбрался, причем – из последних сил.
Потому-то они и начали ломать им ноги.
Ты идешь в другую сторону. Медленно. Вонь – как парализующий газ, но ты чувствуешь в ней легкое изменение концентрации, его то чуть больше, то чуть меньше.
Ты доходишь до противоположной стены. Она такая же холодная и чуть влажная. Но ты уже кое-что знаешь. Знаешь, что в помещении – пятнадцать шагов длины.
Потому ты начинаешь двигаться вдоль стены. Не можешь поднять больную руку, чтобы прижать ее ко рту и носу и уменьшить вонь. Второй ведешь вдоль стены. Но ты как-то выдержишь.
Бернат как-то отсюда вышел. Из последних сил.
Он просыпается. По крайней мере, так это выглядит: словно просыпается или умирает. Трясется, дрожит на земле. В уголках его губ – следы белой пены.
– Он просыпается, – говорю я Гжесю.
– И хорошо, что просыпается, сукин он сын, – отвечает тот.
И изо всех сил пинает Ярецкого в больное бедро.
А потом подходит и пинает его в лицо; изо рта лежащего вылетает кровь, а мне приходится отвернуться.
Я видел только одну смерть, смерть деда. Как он упал на пол. Да и той смерти видел немного – первое, что сделала бабушка, это заперла меня в комнате.
Но, возможно, я видел ее немного потому, что немного ее и было. Тут ее больше, хотя она еще не пришла.
Эта фраза, которую я записал в тетради, что люди держатся друг друга только для того, чтобы в ключевые моменты друг друга убивать. Это неправда, люди никогда не бывают вместе. Они рядом или напротив.