Стена боли. Она непроницаема. В ней есть только небольшие углубления, размером с фалангу пальца, ногтя, с камешек. Ты стараешься, очень стараешься. Охлопываешь стену открытой ладонью, словно исследуя тело.
Стон, громкий, пробивающийся сквозь стиснутое горло, приводит к тому, что ты подпрыгиваешь.
Это ксендз. Каким-то чудом он все еще жив. Ты оставляешь в покое стену, встаешь, подходишь к нему, ты знаешь, где он находится, легонько щупаешь его тело ногой. Приседаешь.
Прикладываешь ухо к его груди. Он еще дышит, но неровно, сражается с собой, чтобы выпустить воздух.
– Почему Кальт ничего не знает? – спрашиваешь ты. – Что это означает?
– Помоги мне, – говорит ксендз и стискивает твою руку. – Помоги мне.
Его тело горит. У него ужасный жар.
– Помолись со мной, – просит он.
Ты не помнишь ни одной молитвы. Но он начинает. Уже нелегко выловить хоть какие-то слова, они растворяются в хрипах, но ты знаешь, вспоминаешь, что бульканье, которое выходит из его глотки, это «Отче наш», узнаешь по темпу, по ритму, в котором движется все его тело.
Ты ждешь, пока он закончит. Может, это уже смерть, а может, он промучится еще пару дней. Ты притрагиваешься к его лбу. У тебя замерзла рука, а потому он буквально тебя обжигает. Напоминает раскаленное железо.
– Кто это делает? Кто нас тут закрыл? – спрашиваешь ты.
Он что-то говорит. Ты придвигаешь ухо к его губам. От них – вонь больного горла, инфекции, ангины. Слово, которое вываливается прямо в твое ухо, звучит как «отец».
– Отец? – спрашиваешь ты.
Вдруг отваливается крышка. С ее скрежетом внутрь врывается холод, боль и столько света, чтобы увидеть лицо, похожее на что-то, что сперва сгнило, а потом высохло. Только через несколько мгновений ты встаешь и смотришь вверх. Медленно натягиваешь половину куртки на больную руку, кривишься от боли.
– Подойди сюда, – слышишь.
– Кто ты? – спрашиваешь через миг. Твой голос тоже изменился. Ты тоже рычишь. Словно собака на последнем издыхании.
– Подойди, – повторяет голос. Это не голос Ведьмака, мужчины из леса, это не голос того, кого ты знаешь. Это голос молодой девушки. Ты ее не видишь. Видишь только контур тела, темное пятно на фоне темно-синего неба.
И только потом ты замечаешь, насколько глубок этот подвал, яма, ад – как его только ни назови. Он в два раза глубже, чем ты, стоящая на пальцах, с вытянутой вверх здоровой рукой. В нем примерно четыре метра глубины. Потому-то было так больно, когда ты упала. Интересно, что на миг свое падение ты можешь посчитать полетом.
– Я спущу тебе веревку, – говорит девушка. – Погоди.