Вход в рай 2 (Максимов) - страница 19

А кому плохо, когда один из двоих или троих любящих умирает? Тому, кто умер? Нет, конечно, ведь смерть даст покой и вечный свет, как думают верующие. А как найти покой тем, кто остался? Тем, кто потерял человека? Кого мне будет жаль, если Ева умрет? Еву? А может, самого себя? Может, я буду оплакивать не ее, а себя? Близкие умирают, и мы страдаем не потому, что они исчезли, а потому, что мы остались без них. Потому, что нам жалко себя, ведь теперь мы не сможем испытывать радость, проводя с ними время. Плохо не им, а нам – тем, кто остается. Мы плачем по себе…

Я сделал еще глоток. Надо бы закусить. Из холодильника я достал сковородку с котлетами Евы, которых осталось две. Снова отхлебнув из горла, я, стоя возле открытого холодильника, взял рукой мясной шарик и целиком запихнул в рот. Не, ну а чего церемониться? Подумаешь. Я развернулся и поставил сковороду на стол, а сам сел на табуретку. Уставился на последнюю котлету. А что, если Ева умрет и больше ничего мне не приготовит? Я же говно бессмысленное. Я же полное говно… Еще один большой глоток водки не заставил себя долго ждать. Говно… Сижу тут как… Я закрыл глаза и понял, что меня начинает кружить. Последнюю котлету надо сохранить. Будет памятью. Па-мя-ть… ть-ю… Чего же так? А? Ох… Убиться этим пойлом вшивым да отрубиться, вот и весь вечер… счастье. Я взял котлету и сунул в морозилку. Заморожу! На века память от Евы!

Я сделал еще глоток и снова закрыл глаза, задрав голову. Просидел я так несколько минут.

Сука… боковой ами… ами-отро-фи-ческий склероз, мать его… Какова вероятность, что она словит такой джекпот? Церебральный паралич при рождении и ами… ами… короче, эта хрень трудновы-го-ва-ри-ва-е-ма… как у этого… у Хокинга…

Я кое-как встал и подошел к окну. Стоял, упираясь руками в подоконник, прислонившись лбом к морозному стеклу. Холод приятно растекся по голове. Котлета на память? Что за бред! На хрена мне эта память! Я открыл морозилку, схватил котлету и швырнул ее об стену. Мясной шарик разлетелся на куски в разные стороны, но один самый крупный кусочек упал на серый плиточный пол напротив меня.

Память…

Слезы потекли ручьем. А зачем мне что-то на память?! Кто это вообще выдумал?! Я и без котлет никогда ее не забуду! Я взял со стола бутылку, в которой осталась примерно одна треть и сел на холодный пол. Оставшуюся водку я выпил залпом, с трудом подавляя рвотный рефлекс. Зачем такое пошлое распитие? Как быдло… Я понятия не имел зачем. Хотел быстрее уйти в беспамятство. Желудок начал сокращаться. Сосредоточившись, я поднес кулак ко рту. Дышал носом. Икота усилилась, и я пополз к ошметкам котлеты, валявшимся на грязном полу. Я взял самый большой кусок и жадно сунул его в рот. Проглотил не жуя. Потом, опираясь на раковину, я встал и запил водой из-под крана. Икота начала стихать. Главное теперь, чтоб не вырвало. Не хочу утром убирать издержки этого, в кавычках, веселого вечера. Я лег на пол, раскинул руки в стороны. Изображение лампочки на проводе, служившей нам люстрой, двоилось. Я закрыл глаза и увидел австралопитека, пытающегося вытянуть из пасти крокодила своего ребенка… Тяжело жилось им… наверно…