— А у тебя есть малиновое варенье твоей мамы? — внезапно просипел он, когда я, вернувшись, подсунула ему под голову подушку и накрыла пледом.
— Есть, — и с изумлением посмотрела на него: — Ты же его всегда терпеть не мог. Равно как и укутывать горло шарфом.
— Сам не знаю. Целый день о нем мечтал, — и как-то странно улыбнулся, не открывая глаз.
Я только вздохнула.
Вот за что? Зачем?..
На кухне я прижалась лбом к холодильнику. Ледяной. Хорошо. И снова накапала себе пустырника. Хотелось кричать. Вопить. Побиться головой об стену.
«Любовь минувших дней,
Несбывшееся чудо». (С) Вадим Шефнер
Вот тебе и постучалось. Не хочу!
Я опустилась на пол без сил. Тут же вскочила, в сумасшедшей ярости на саму себя. Ты еще завой. Да так, чтобы тебя услышали не только в гостиной, но и сквозь звуконепроницаемую стену. Давай. Ты же можешь!
— Это просто такой день. Его просто надо пережить. Я смогу, — очень тихо, но очень убедительно сказала себе я.
Когда-то я решилась. Все поменяла в своей жизни. Стала счастливее. Вот и надо придерживаться принятых решений. На этом все.
Быстро поднялась, намешала малинового варенья с горячей водой в большой стакан, подумала, добавила к этому великолепию блинчик. И отправилась спасать болезного. Которого, впрочем, на месте уже не оказалось. Только вздохнула: сил на бо́льшее уже не оставалось. Заглянула в музыкальную комнату. Так и есть. Сидят как на жердочке рядышком два соловья. Одного, правда, сильно штормит. Зато у Кати лицо совершенно счастливое. Играет, поет.
Я вошла — музыка прервалась. Оба посмотрели на меня с подозрением. «Щас будет нам», — прочла я в этих абсолютно одинаковых взглядах. А вот и перебьетесь. Хватит из меня чудовище делать! Просто поставила перед ними на столик стакан и тарелку. И вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
И ничего-то, кроме штампа в паспорте, не меняется. И кстати, судя по всему, новый облик дочери Артур даже и не заметил. Ни зелени волос. Ни отрезанной косы, ни пирсинга. Внимание нам имя! Вот любопытно, а про то, что она в школу не пойдет больше и что скрипка — отстой, она ему скажет? Или промолчит, потому что папа для любви. А нервы можно потрепать и мне.
«Олеся-а-а! Олеся! Олеся-а-а!» — запел знакомым четырехголосьем брошенный в гостиной телефон.
— Останься как чудо, как песня, — вздохнула я и понесла телефон Артуру.
Тут девушка его волнуется, а он, судя по всему, сбежал. И всех нервирует. Хотя к этому у него по жизни особый талант был. И похоже, никуда не делся.
— Здесь возьми тональность на тон выше. Голос не звучит.
Мой Бог. Они уже песню Кати обсуждают. Видимо ту, ради которой она скрипку решила бросить. Артур говорил беззвучно, но весьма выразительно. Талант. Длинные пальцы перебирали клавиши: