— Сейчас, — шепчу я. — Сейчас.
— Я его убью! — слышу я голос Кати.
И качаю головой. Все кружится и кружится. И такие замечательные звездочки в глазах. Ух, красота.
— Нельзя, — все-таки удается сказать мне. — Папу убивать нельзя.
Поднимаюсь — оказывается, я просидела непонятно сколько на полу в прихожей. Ну, хоть халат накинула.
— Мама! — злится Катя, но сдерживается и говорит тихо — значит, я действительно погано выгляжу. — Вот как вас с отцом понять?
— Может, нас не надо понимать? Надо просто любить?
— Шутит она…
Я даже не делаю привычного замечания о том, что говорить «она» при присутствующем человеке неприлично. Капаю себе успокоительного. По капле на год жизни.
— Мне показалось, что вы помиритесь.
Теперь слезы на глазах у дочери.
— Кать…
— Дураки вы! — кричит она — Вы — дураки. А как же я?
Мы обнимаемся. Крепко-крепко. И вся моя злость куда-то улетучивается. Нет, не то чтобы я собиралась мириться с Артуром или пускать его в дом. Хватит. Рискнули, схлопотали по новой — и будет. Но…
Живем дальше. И радуемся. Несмотря ни на что.
Я разогрела еды, послушала рассказ об уроке вокала с нормальным преподом.
— И Маша эта — ничего, — снисходительно добавила дочь.
Я покивала, налила нам обеим ромашкового чая. И только собралась предложить посмотреть какой-нибудь сериальчик на ночь… как…
— Трьяяям! Дзииии! Уы-ы-ы! Трьям! — раздалось во дворе нашего благопристойного, новенького, огороженного заборчиком дома.
Мой бог, что за фонящий звук… «Две гитары за стеной жалобно заныли…»
Чей-то мат в микрофон, на итальянском, голос Артура: «Че за фигня с техникой?» В ту же тональность сработала сигнализация у машины под окном…
Нет-нет-нет-нет! Меня здесь нет!
— Любимая! — через мгновение уже с нормальным звуком услышала я голос Артура. — Эту песню я посвящаю тебе.
Господи, пожалуйста, пусть этот придурок не скажет, кому именно он посвящает перфоманс, а! Есть надежда, что соседи не поймут, к кому пришло счастье вдруг, в тишине. Мне ж тут еще жить. Я очень, по крайней мере, на это надеюсь. Как же квартиру менять не хочется!
И под окном грянуло. В весьма и весьма оригинальной аранжировке.
Нет, конечно, для признания в любви и примирения «Есть в графском парке черный пруд» подходило просто изумительно. Ну, что в тему — то в тему… Страдания пьяного Атоса по уничтоженной любви — то, что доктор прописал.
Пели хорошо, на два голоса. Непонятно только кто был второй — с жутким акцентом, но роскошным и странно знакомым голосом. Загадку эту я решила не разгадывать. И к окнам не приближаться. Еще бы надо свет выключить, чтобы не палится. И прикинуться, что никого нет дома.