Предложение Олега Николаевича, единогласно поддержанное труппой, начальство восприняло как потрясение основ социалистической системы. Прозвучала фраза: «Венгрию развели!» (ничего страшнее Венгрии после венгерских событий 1956 года для чиновников не существовало), и экономический проект был, разумеется, тут же похоронен. Но его еще долго поминали Ефремову, когда хотели постращать. На плечи Олега ложился весь груз взаимоотношений с вышестоящими инстанциями. Какой-то большой чиновник из Министерства культуры ответил коротко и ясно, когда Ефремов обратился к нему по одному из жизненно важных вопросов:
– Что ты мне заладил: «коллектив, коллектив»… Кто там у тебя в коллективе? Несерьезно все это! Для меня есть один человек! Запомни: Олег Попов! Ой, извини! Олег Ефремов!..
Что и говорить, он был буфером между бескомпромиссным молодым коллективом и руководством министерства, которое не воспринимало всерьез «пацанов» и «девчат» из «Современника». Начальник отдела кадров пенял Олегу:
– Вообще одних евреев набрал: Кваша, Евстигнеев. Одна русская, да и та баба – Волчек.
Нелегко приходилось Ефремову, но на то он и был «фюлер», чтобы тащить этот воз…
Репертуар
Спектакль «Вечно живые» заканчивался серией вопросов: «Зачем я живу? Зачем живем мы все? Как мы живем? Как мы будем жить?»
Эти вопросы – вроде бы вполне абстрактные – звучали в 1956 году более чем конкретно. Если наше поколение спасено от фашизма ценой немыслимых жертв, если почти в каждой семье кто-то погиб, то теперь, когда наступило другое время, когда на XX съезде партии сказано про «ленинские нормы» и «ленинские принципы», как надо жить вообще и в искусстве, в частности?
В следующей работе «Современника» – «В поисках радости» главный герой, десятиклассник Олег рубил отцовской саблей, сохранившейся в доме со времен Гражданской войны, импортные торшеры и серванты, приобретенные женой старшего брата мещанкой Леночкой. Одним символом он пытался уничтожить другой символ. Бунт против мещанства заканчивался стихами:
Нет мне туда дороги,
Пути в эти заросли нет! –
которые Олег (его играл Олег Табаков) читал под занавес. Такой декларативный финал был вполне в духе «Современника». Как мы будем жить? Нет, не так, как хотят современные мещане! Мы не будем копить и обставляться, мы будем бунтовать!
Собственно, если вдуматься, из-за чего весь сыр-бор? И что это мы тогда так прицепились к ненавистным мещанам? Прошло чуть больше десяти лет с окончания войны, страна с неимоверным трудом восстанавливалась из руин, и если кто-то хотел и имел возможность купить себе новую мебель, то почему надо было бросаться на нее с саблей в руках? На самом деле речь шла вовсе не о мебели. Речь шла о жизненной позиции, которую следовало выбрать. Осудив культ личности Сталина, XX съезд партии расколол общество, воодушевив одних и насмерть перепугав других. Скрытое сопротивление сталинистов ощущалось повсеместно. И сабля героя Гражданской войны в руках Олега Табакова была символом чистоты революционных идеалов, так испоганенных за годы сталинского террора. То есть по-своему, по-нашему, по-тогдашнему понятая десталинизация была подспудным смыслом спектакля, да и пьесы, – Виктор Сергеевич Розов не зря стал благодатнейшим материалом для поисков Эфроса и Ефремова. Напомню: «Да, но кто Чехов?» – «Розов», – ответил мне когда-то Игорь Кваша, выражая общее мнение основателей.