Вообще вся эта процедура была мучительной. Представьте, что вы работаете с человеком бок о бок два-три года. Он хороший человек… Да разве в этом дело? Пусть даже он лично вам несимпатичен и неважно играет роли – все равно после подсчета голосов на душе бывало паршиво. И тем не менее такая молодая жестокость была необходима молодому театру. В мучительных ночных бдениях вырабатывались общие критерии, проветривались мозги, все это предостерегало от самоуспокоенности, во всяком случае в первые годы, когда общее дело для каждого было так же важно, как и своя актерская судьба.
Мало-помалу «Современник» укреплял свои позиции среди московских театров, приходило признание, и закрытие делу уже не грозило. И вот тогда на первый план стали вылезать личные взаимоотношения, которые всегда в театральном коллективе складываются непросто. Это стало сказываться и на процедуре «игры во мнения», и на последующем голосовании. Олег прекрасно понимал, что объективность взгляда «единомышленников» друг на друга надо чем-то подкрепить, и разработал проект экономической заинтересованности.
Все мы, естественно, получали зарплату – согласно своей тарификации, строго определенной Министерством культуры. Одно время после голосования, когда определялся протагонист сезона и общее мнение товарищей обнаруживало положение каждого из нас, мы сами внутри коллектива эту зарплату перераспределяли. Был общественный кассир, ему сдавались деньги, и он производил перерасчеты с актерами. Скажем, артист Икс тарифицирован на 120 рублей, однако стал первачом, и собрание постоянной части труппы сочло нужным, чтобы он получал в следующем сезоне 150 рублей. Где взять недостающие тридцать? Но артисты Игрек и Зет, получающие по 145 рублей, согласно все той же тарификации, в прошедшем сезоне работали плохо, что установлено тайным голосованием. Им, стало быть, надлежало сдать по 15 рублей общественному кассиру, а тот в свою очередь вручал их артисту Икс.
Эта процедура была возможна только при условии полной веры в правильность решения коллектива, когда честность каждого не вызывала сомнений: словом, в период прекрасной молодости Театра-студии «Современник». Но, как известно, молодость – недостаток, который быстро проходит.
Ефремов предложил новый экономический проект, с которым обратился в управление культуры. Из него следовало, что «Современник» готов трудиться в несколько раз интенсивнее, чем сейчас, в два раза увеличить количество спектаклей, актеры дают подписку, что не будут сниматься в кино, халтурить на радио, в концертах, а все силы отдадут только театру, – но тогда уж и труд их должен быть соответственно вознагражден. Театр предлагает, чтобы ему увеличили финансовый план, но после того, как этот план будет выполнен, просит «перевыполненные» деньги оставлять именно в театре, дабы распределять их среди актеров по «марочной системе». Актеры становятся, так сказать, «сосьетерами», держателями акций, как было, между прочим, и в старом, нет, еще не МХАТе, а в Художественно-общедоступном театре у Станиславского и Немировича-Данченко. Количество марок будут определять опять-таки «игра во мнения» и тайное голосование. Таким образом, «держатель акций» окажется истинно озабочен мастерством актеров, играющих с ним рядом, появится принцип материальной заинтересованности, способствующий развитию дела и подкрепляющий Устав, который без этого держался на эфемерной основе.