Подождать? Подождать чего? И сколько можно ждать? Я позвонил Лапину и попросил его посмотреть «Покровские ворота». Он сказал:
– Непременно посмотрю. Позвоните мне через неделю.
И посмотрел. Лапин был человеком слова. Слова и дела. Всесильный председатель был образованным человеком, слыл любителем и знатоком поэзии. Говорят, у него дома на книжных полках стояли запрещенные у нас и изданные за рубежом книги Мандельштама, Набокова, Розанова и им подобные. В общем, разбирался. Звоню, как условились, ровно через неделю. Тут же соединяют.
– Как вам картина, Сергей Георгиевич?
Пауза. Томительная, не предвещающая ничего хорошего. И потом:
– Да, мерзостную картину вы сняли, доложу я вам.
– Так уж и мерзостную, Сергей Георгиевич?
– Конечно. А вы как думали? – И пошло-поехало, как всегда, когда начальник заводится на подчиненного, стоящего перед ним на ковре. – Вы опорочили образ советского воина! Сделали из него карикатуру (это про милейшего Савву Игнатьевича). Вы с Зориным не можете открыто сказать: долой красный Кремль и делаете это в вашей картине ползучим маневром! Это не комедия, а пасквиль! Такие фильмы делают люди, сбегающие в Израиль или в Америку! Это же какой-то Зощенко!
– Почему какой-то? – все же успел вставить я.
– Ну, я имею в виду, что, по-вашему, со времен Зощенко в нашей стране ничего не изменилось?!
– А вот в Доме кино, Сергей Георгиевич, картину приняли очень хорошо.
– Еще бы! Я этот ваш рассадник – Дом кино – хорошо знаю!
Делаю последние отчаянные усилия:
– И на партконференции телевидения ее тоже нормально восприняли.
– А нашим что бесплатно ни покажи, все нравится!
Бред какой-то! Я уже глотаю валидол у телефона.
– Так что же делать, Сергей Георгиевич? Может быть, отдать картину Сизову, в Госкино?
– А может быть, прикажете вашу распрекрасную картину отправить на международный фестиваль? – И председатель повесил трубку.
О, мудрый Хессин! Он оказался прав. И хотя мы с Зориным никуда уезжать не собирались, фильм положили на полку. Оставалось дожидаться лучших времен.
Бог милостив, дождались. Умер самодержавный друг Лапина Леонид Ильич Брежнев. Пришел Андропов. Вызвав к себе председателя Гостелерадио, в разговоре с ним заметил, что было бы очень неплохо, если бы зритель, сидя у телевизора, имел хоть иногда возможность улыбнуться.
– Есть у вас там в запасе хоть одна новая комедия?
Одна в запасе была. Моя.
Меня вызвали в «Останкино» и, потребовав сокращений всех этих «натюрлих», «ферштейнов» и почудившихся им намеков на Сталина, стали готовить мой несчастный водевиль к показу на экране. Работа, надо вам сказать, ювелирная. Есть, к примеру, такой крупный план: Велюров – Броневой на фоне натуральной (!) деревянной решетки парковой эстрады поет «Все стало вокруг голубым и зеленым…»