Он мимикой показал что-то вроде «нет, почему же, можно и так».
– Олег, пойми, я иначе ее не вижу.
– Понимаю.
– Но улыбнуться, как прежде, ты не хочешь?
– Не могу, – ответил Даль. – А усилий делать не хочу. Все равно это будет вымучено…
На том мы и расстались. Давить я на него не мог, да и не хотел. «Значит, он теперь себя так ощущает… Что ж, в последнее время я об этом догадывался…»
С «Ночи ошибок» мы уже не работали вместе и редко виделись. В 76-м я встретил Олега в ВТО и узнал, что он ушел из «Современника» и собирается поступать на Высшие режиссерские курсы. Я принялся уговаривать его прийти в Театр на Малой Бронной, где работа с Эфросом еще радовала и сулила радужные перспективы. Недавно была сыграна «Женитьба», по-прежнему с успехом шел «Дон-Жуан», и я надеялся продолжать ставить. Очень хотелось, чтобы мы с Далем снова стали партнерами – а вдруг он сыграл бы в моих спектаклях? Я мечтал тогда о «Маленьких трагедиях» Пушкина (Даль – Моцарт!), о Шекспире и о многом другом, что в будущем могло бы обернуться реальностью.
Олег, по своему обыкновению, мало говорил, больше слушал. Потом сказал: «Обдумаю». Ему понадобился еще один небольшой виток – две недели пребывания на режиссерских курсах – перед приходом на Бронную. Это было в 77-м. Даль уже достаточно послонялся по разным театрам. Несколько раз покидал «Современник» – и вновь возвращался туда, поработал в Ленинграде, в Театре им. Ленинского комсомола, занесло его и во МХАТ, которым уже руководил Большой Олег.
Это произошло в 71-м году. Я тогда занимался пьесой Леонида Зорина «Медная бабушка», – судя по всему, разминал ее для Ефремова-постановщика. Мы искали исполнителя центральной роли – роли Александра Сергеевича Пушкина. Пробы шли внутри театра и за его пределами. Я предложил Ефремову Олега Даля.
– Пожалуй: только не сорвется ли он?
– В плане выпивки?
– Не только. Ненадежен. Человек настроения.
Кажется, я тогда впервые услышал определение, которое Ефремов повторил уже после смерти Даля.
– Талантливый был человек, – сказал он. – Чертовски талантливый. Но всю жизнь оставался дилетантом…
– Ты полагаешь? Он же был мастер.
– Мастер, но уверен, что погубил его в конечном счете дилетантизм.
Тогда, в 71-м году во МХАТе, Даленок действительно сорвался. Он провел несколько блестящих репетиций, а потом просто-напросто не пришел и, по своему обыкновению, бесследно исчез.
Может быть, ему не нравилась роль? Нравилась. Не устраивали партнеры? Они были ничуть не хуже, чем в «Современнике» или ленинградском Театре Ленинского комсомола. Мой разбор? Возможно, хотя Даль на тех трех или четырех репетициях, которые я вел, работал увлеченно и всерьез готовился к показу. Однако исчез – и с концами. Даже не отзвонил. Не счел нужным.