— Наверное, каратели примчались из Жлобина. Или медики… за трупом. Пускай разбираются. А меня больше интересует, что это треснуло, — прошептал Микола Анатолию. — Думаешь, во дворе? Нет, я сидел выше и слышал лучше: треснуло совсем близко.
«Только бы на засаду не напороться», — подумал он и обратился к товарищам:
— Ребята, пока немцы разбираются, что у них и как, обыщем это место.
Партизаны, крадучись, разошлись во все стороны. Командир с Анатолием поползли к подозрительному месту. Впереди — куст, оттуда слышатся чьи-то вздохи. Микола толкнул Анатолия и рукой показал, чтобы тот не полз рядом. Двигались очень медленно, наконец добрались до куста, но там никого не оказалось. Что за наваждение? Не зверь ли какой прячется поблизости? Осторожно двинулись дальше, и вдруг перед самым носом появилось что-то черное. Яма!
— Кто там? — спросил Микола.
Ответа не было.
— Павел, ты? — окликнул он снова.
— Я, я! — донесся голос из глубины.
— Тише! Молчи!..
Микола велел Толику собрать хлопцев. Скоро все подошли. Связали ремни, опустили конец в яму и вытащили Пылилу.
— Это же нужно, а? И чего тебя черт сюда загнал? — высказал общее недоумение командир. — Вон где мы отходили, а ты свернул и, будто нарочно, — в яму!
— Какая там яма, это же колодец, — начал оправдываться Павел. — Счастье мое, что заброшенный, а то бы… Показалось, будто за нами погоня. Хотел залечь, чтобы сбоку стрелять.
— Ладно, потом разберемся. Пошли.
Группа направилась к Залесью. Как и всегда, отправляясь на диверсии, командир шел первым, а возвращаясь — последним. Случается и на войне, что человек на какое-то время забывает о напряженной обстановке, окружающей его, вспоминает о прежних, мирных днях. Так и Микола сейчас забыл, что за плечами у него автомат, а впереди шагают вооруженные хлопцы. Представилось вдруг, будто идет по тропинке после выпускного вечера, и впереди — Лида. Вдвоем они, только вдвоем посреди ржаного поля. Все вокруг чистое: и голубое небо, под которым висят звоночки-жаворонки, и волны, пробегающие от ветерка по ржи, и тропинка, являвшаяся в ту пору как бы стартовой площадкой для полета их чудесной мечты. Идут вдвоем, ощущая неуловимое сплетение молодых душ, и хочется им, чтобы эта тропинка и этот день тянулись бесконечно.
Показалась деревня. Через огород партизаны вошли во двор. Зазвенели удилами под поветью кони и перестали жевать сочную траву. Будто прислушивались, кто это пришел.
— Свои, Вороной, свои, — подошел Микола к своему скакуну, которого любил за быстрый бег и послушание.
К повети нерешительно подошел Анатолий.