Володя все еще стоял, потихоньку напевая:
Знать не можешь доли своей,
Может, крылья сложишь посреди степей…
Он не слышал, как сзади подошла Валя, и даже вздрогнул, когда она спросила:
— Кому ты колыбельную поешь?
— Это совсем не колыбельная. Чудесная песня.
— Разве? Я слышу ее впервые.
— Где же ты могла ее слышать? Дома на печи? — Этим Володя хотел подчеркнуть, что хотя он и ровесник девушки, но уже бывалый боец. Получилось же так, что и себя не поднял и Валю обидел.
— Почему на печи? — поджала она пухлые губы. — Немцы схватили меня в Жлобине, посадили в тюрьму, потом повезли неизвестно куда, а я протиснулась через окошко вагона и выскочила на ходу поезда.
Володя терялся, замечая, что случайно обидел человека. Он мгновенно ставил себя на место собеседника и тяжело переживал за него. А случалось так не раз. Молодость ли была виновата, или то, что формирование характера пришлось на военную вьюгу, когда мысль обычно срабатывает молниеносно, а на глубокие рассуждения не хватает времени. Вот он и делает нередко заключения, с которыми тут же не соглашается сам.
— Прости, Валя, я вижу, что сморозил глупость.
— Пойдем к роднику, — улыбнулась Валя.
Они медленно двинулись по тропинке. С гнезда поднялся аист и поплыл над вершинами деревьев. Лес сразу ожил, защелкали, защебетали птицы. Обычно так бывает, когда родители уже не поют, а желторотая молодь радуется окружающему миру, на все лады дерет горло и думает, что все прекрасно. Старики тоже рады: пускай ноют, лишь бы есть не просили…
Володя умывался холодной водой, а Валя сидела рядом на пеньке и говорила, что хочет попроситься в его группу, что ей необходимо хоть на минутку заскочить домой, взять кое-какие вещи. Правда, командир обещал отпустить ее наведаться к матери, но после того, как Валя сходила с ним на боевое задание, передумал.
— Я понимаю, Валечка, как тебе надоело быть возле кухни, но к матери Саблин тебя не отпустит. Тем более со мной. Видела бы ты, как он кривился, когда комиссар бригады давал мне задание, будто не догадываясь, что Саблин против моего назначения командиром группы. Но разве Сергеева обманешь? Он сразу почувствовал, что командир роты хочет придержать меня в разведке, а вот по какой причине — не знает.
— Так комиссару неизвестно, что Зина — жена Саблина?
— Нет.
— А тебе жалко ее?
— Ну, как тебе сказать? Если б я узнал, что тебя арестовали немцы, больше жалел бы тебя, чем Зину, выскочившую за командира.
— При чем тут я?
— Ее взял свой человек, да еще командир. А нам нужно заканчивать войну и идти учиться.
— Ты думаешь, Зина счастлива с ним?