Вьется в тесной печурке огонь.
На поленьях смола, как слеза…
— Товарищ партизан, — не зная, как к нему обратиться, спросила одна из девушек, — где вы научились петь такие песни?
— У меня их целая тетрадь.
— Как бы их переписать?
— Попросите у Валечки, тетрадь у нее.
— Дайте, пожалуйста, мы вам быстро вернем.
Валя достала из-под подушки и протянула тетрадь.
Девчата ушли.
Женщина, принесшая ужин для Вали, удивленно посмотрела на Калошу, которого еще не знала, а потом на Володю. И сразу улыбнулась, поздоровалась с ним: Бойкача она кормит уже второй раз, видела, как плакала по нем Валя, да и сама не раз вытирала слезы. Сейчас тетя Настя была очень довольна, что юноша и девушка вместе. Она иначе и не называла их, как своими детьми.
— Может, и тебе, Володя, принести ужин?
— Что вы, тетя Настя, я же здоров. Сейчас приду на кухню.
Калоша ушел. Женщина присела на его место.
— Как я рада, — заговорила она, — что вы вместе. Смотрю на вас, вспоминаю свою молодость, и самой легче жить. Я тоже любила парня, в одной комсомольской ячейке были. Его в тридцать первом году кулаки через окно застрелили. Ой, сколько я слез пролила! Он на тебя был похож, Володя. Когда первый раз увидела тебя, подумала, что вот погибнет человек, а все же через несколько лет где-то родится такой же. И Валечка такая славная. Береги ее, сынок, уважай.
Валя доела гречневую кашу с молоком, отдала тете Насте миску и поблагодарила.
— На здоровье, дитя мое, скорее вставай. Пойдем, Володя, тебя накормлю, — сказала та.
Володя ушел следом за женщиной, а Валя положила руки под голову и закрыла глаза. И поплыли перед ней картины прошлого. Увидела себя на жлобинской станции, где их, женщин и девчат, гитлеровцы вталкивали в вагон для отправки в Германию. И вот представила себя в чужой стране… Мелькают лица фашистов, которых видела здесь, на белорусской земле. Все они смотрят на нее как на существо, не имеющее ни разума, ни души, ни человеческих чувств вообще. Как страшно! Валя открыла глаза. «Хорошо, что я лежу тут. Хотя уже темнеет, но сейчас придет Володя. Почему фашисты считают нас животными, а не людьми? Разве Володя глупее или слабее какого-нибудь фрица? Нет! Был бы глупее, не бил бы так смело и беспощадно «умных» вояк! Гитлеровцы еще опомнятся и признают наш ум», — думала Валя.
Грустно человеку одному, тем более, когда он прикован к постели. Какие только мысли не лезут в голову! Радостно и весело на душе, когда ты кого-то ждешь, но нестерпимо горько, если он не приходит в назначенное время.
Вале казалось, что Володи нет очень долго. Девушка встала, немного прошлась по лагерю и вернулась в шалаш. И тут, наконец, появился Володя.