— В Гуй Яне? — сказал Тенишевский. — До Гуй Яна еще очень далеко, а нам надо торопиться. Бросить труппу придется гораздо раньше. Мы и так две недели потеряли, пока поднимались по Сиан Киану. Англичане уже там. Теперь их ловить придется в горах.
Дорогов вытер лоб платком и заглянул на лесенку.
— Тем более, значит, никаких ссор заводить с китайцами не надо.
Тенишевский замолчал, затянулся сигареткой и потрепал свою бородку.
— Павел, что за чепуха вышла с нашими револьверами? Ван рассыпал по палубе мои патроны, Лю говорит, что всему виной он, а Маруся, я сейчас вспомнил, тоже кричала, что она… Понимаешь, подскочила ко мне, когда пираты совсем насели, и давай сама себя ругать. Я, мол, во всем виновата. Что же это, целый заговор? Тайны мадридского двора?
Дорогов вспомнил о таинственном свидании, назначенном ему Марусей.
— Разберем и это, Валериан. Только давай уж завтра. Сегодня все устали, надо отдохнуть.
— Ладно, пойдем спать, — согласился Тенишевский, — только на всякий случай давай подежурим сегодня до утра по очереди.
— Не мешает, — сказал Дорогов и направился к лесенке наверх. — Так ты ложись, а я тебя часа в два разбужу.
— О'кей, — ответил Валериан Платонович.
Маруся ждала Дорогова, примостившись на треугольнике носовой палубы. Он присел рядом с ней на перила.
— Павел Александрович, — заговорила она тотчас же, — обещайте мне, что никому не скажете… и не будете сердиться.
— Что вы, Маруся, за что же мне на вас сердиться? — ответил Дорогов.
— Нет, Павел Александрович, я такую вещь скажу, что вы непременно рассердитесь. Вы лучше обещайте.
Дорогов улыбнулся.
— Ну хорошо, хорошо. Постараюсь не сердиться.
— И никому не скажете? Валериану Платоновичу тоже?
— Какая вы, Маруся… Обещаю и это. В чем же дело?
Она помолчала, как будто собираясь с силами.
— Павел Александрович, — сказала она совсем тихо, — я украла у Тени-шевского патроны.
— Вы? — вырвалось у Дорогова. — Да зачем же вы это сделали? И мой кольт тоже вы сломали?
— Ей-Богу, нет! Вот крест, ваш револьвер не трогала.
Маруся быстро перекрестилась.
— Для чего же вы? Что за дичь!
— Я боялась… Я не знаю, как вам объяснить… Вы будете сердиться…
Она волновалась и путалась, не находя нужных слов.
Дорогов смотрел на ее смущенное, растерянное лицо и начинал понимать. Сцена на корме, отодвинутая событиями, всплыла в его памяти. Нервный смех Таси, поцелуй, дерзкое лицо Тенишевского, его собственный гнев в тот момент, когда с крыши свалился Ван.
— Маруся, — спросил он, — тогда почему же вы не разрядили и мой револьвер?
Она смотрела на Дорогова широко открытыми глазами.