Сила была так близко, что утрату ее я ощутил, словно у меня отобрали прекраснейший из даров. И тогда почувствовал чье-то успокаивающее прикосновение к плечу – и боль начала уменьшаться, пока не ушла совсем.
Я открыл глаза. Подле меня стоял на коленях аббат и, с прикрытыми глазами, бесшумно проговаривал молитву. Когда он закончил, то открыл глаза и поднялся, опершись на одного из монахов.
– Он едва его не поймал, – услышал я чей-то шепот из-под стены, но сил повернуть голову не было.
Упираясь в пол руками, я поднялся и покачнулся в сторону аббата. Кто-то меня поддержал.
– Не надеялся узреть нас здесь, верно, Мордимер? – спросил аббат без улыбки.
Лицо его было измождено, а руки, как я заметил, слегка дрожали. Битва с демоном должна была изрядно исчерпать силы – и его, и остальных братьев Совета. Я знал также, что он спас меня от бездны, куда я едва не рухнул, беспечно скрестив взгляд с демонической тварью.
– Нет, отче, – ответил я, склоняя голову. – И признаюсь, что, увидев, как пламя испепелило тела уважаемых монахов, подумал, что все потеряно…
– Человек слабой веры! – прервал меня аббат, но на этот раз на его бледных губах появилась тень усмешки. – Се не были наши любезные братья, но переодетые узники. Мы потеряли в огне демона двенадцать закоренелых еретиков и чернокнижников… Невелика потеря…
– Ах, вот как… – только и сказал я, но меня удивили как предусмотрительность аббата, так и быстрота, с которой он сумел устроить весь этот маскарад.
– Лишь брат Альберт веселится уже в Царствии Небесном, да смилуется Господь над его душою, – вмешался старый монах, стоящий подле аббата.
Я понял: он говорит о молодом брате, что был нашим проводником, – и перекрестился, пусть даже и был ослаблен настолько, что рука моя едва слушалась приказа разума.
– Он знал, что идет на смерть, и охотно предался воле Господней, – сказал торжественно аббат. – Вспомните, что и Писание гласит: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»[18].
Тогда я подумал, что демон, скрывавшийся в Нойшальке, или, вернее, демон, принявший обличье доктора теологии, был словно брандер, посланный уничтожить флот врага. Однако после до меня дошло, что ужасное и непредвиденное нападение демона нисколько не навредило ему самому. А потому он не был тайным оружием, отчаянным смельчаком, посланным в самоубийственную миссию, – как не был и орудием, лишенным воли и разума. Задача его состояла не только в том, чтобы уничтожить набожных монахов, но и в том, чтобы использовать их смерть ради ему одному известной цели.