А ведь отнюдь не добытые пытками признания венчают наш труд! Конечно, они тоже важны, особенно если следователь умеет отделять зерна от плевел. Однако намного важнее, чтобы раскаявшийся грешник признал ошибки и безо всяких сомнений выдал сообщников, восплакав о всяком проведенном с ними мгновении. В расчет идут лишь слезы жалости, проливаемые пред толпой черни, искреннее признание вины и всепобеждающая, неумолимая жажда раскаяния.
И все это важно не только для нас самих или для нашей веры либо для защиты невиновных. Это важно и для того, что мы зовем здоровьем общества (сколь бы смешно или патетически это ни звучало). Нам не нужны мученики, гибнущие за ересь с глазами, сияющими отвагой и безумием; нам не нужны богохульства, что выкрикиваются с костров на святую Церковь и ее слуг. Мы, инквизиторы, любим всех (хотя любовь эта порой слишком жестока), но сильнее прочих – тех, кто, будучи сокрушен, громогласно раскаялся в вине своей и молит о прощении грехов – как совершенных, так и тех, кои он лишь мог бы совершить. Именно поэтому нельзя допускать, чтобы обвиняемые гибли от рук палачей и в подвалах. Смерть их должна стать церемонией. Церемонией печальной и радостной одновременно. Церемонией возвышающей. Им следует умирать, примирившись с Церковью и верой, преисполнившись любви к инквизиторам, которые в поте лица своего выпрямляют кривые тропы их жизни. Именно поэтому дни мастера Фолькена были теперь сочтены.
– Как это – сдохли? – спросил третий подмастерье. – Он снова был пьян, что ли?
– Ш-ш-ш… – Рыжеволосый зашипел и огляделся вокруг, но по масляным его глазкам я понял: этот мало что видит вокруг. На меня, по крайней мере, внимания он не обратил. – Неяшно, что оно там…
– А кем он-ни был-ли?
– Е-ре-ти-ки. – Рыжеволосый старался говорить тихо, но это ему не слишком удавалось.
Ха, подумалось мне, еретики. Интересно, сколько в этих словах правды. Поскольку все, о чем я только что думал, касалось еретиков, отступников и чернокнижников в наибольшей мере. Злодей или убийца может и помереть во время допросов. Но это никогда не должно случиться с еретиком либо богохульником. Между тем Фолькену не повезло настолько, что сразу двое закоренелых еретиков умерли на его столе. Его милость каноник, о котором упомянул палаческий подмастерье, был одним из конфидентов епископа Хез-хезрона, человеком для грязной работы. Таким же, как и я. Разве что каноник не был обучен выслеживать отступников, но очень, очень сильно жаждал их находить.
Компетенции духовных лиц и нас, инквизиторов, никогда не были окончательно разделены. Все, по сути, зависело от настроения Его Преосвященства, а он умело лавировал, будучи благосклонным то к тем, то к другим и терпеливо выслушивая взаимные упреки да жалобы. Ко всему прочему, время от времени в дело вступали специальные полномочия, которые выдавал Святейший Отец: они дополнительно затемняли и так не слишком-то прозрачную картину.