Не знаю отчего, но снова прошила меня ледяная дрожь. Я уже не хотел слушать, что скажет мой Ангел, но знал и то, что другого выхода у меня нет.
– Ибо есть еще… – он слегка скривился, – …иные. Те, кто не может простить Господу, что Он оставил нас и подверг испытанию. Они обещали, что когда найдут человека, в котором скрылся Бог, подвергнут того ужасным пыткам, по сравнению с которыми весь опыт инквизиторов и палачей – не более чем материнская ласка.
Мне сделалось дурно. Если стану добычей, на которую охотятся безумные Ангелы, будет это жалкий итог жалкой жизни жалкого Мордимера.
– И все это лишь для того, чтобы Господь, когда очнется с памятью о причиненных Ему пытках, понял, как страдали Ангелы, избавленные Его Славы, – довершил он.
– Хотят пытать Бога, чтобы тот понял, как им было плохо без Него? – спросил я, стараясь любой ценой сдержать дрожь в голосе.
– Именно, – ответил он. – Такова их цель.
– Не думаю, чтобы Бог был во мне, – сказал я решительно. – Думаю, что Господь сумел бы найти себе более достойное место.
Он пожал плечами, и в движении том была человеческая беспомощность.
– Может быть, – ответил. – Но я так сильно хотел бы увидеть Его снова, – добавил он с печалью. – Помню лишь Славу, которая нас окружала и согревала, в которой мы черпали свое знание. А потом… – и замолчал.
Долгое время мы так и сидели, потом Ангел мой поднялся, и в движениях его была старческая усталость.
– Мы не можем тебя прятать, Мордимер, и не можем тебе помогать, – сказал он чуть окрепшим голосом. – Ибо это обратило бы на тебя внимание тех, кто желает твоей смерти. Я не должен даже разговаривать с тобой, но хотел бы… хотел бы, чтобы Бог, когда Он пробудится, знал, как сильно я Его люблю и как сильно мне Его недостает…
Он смотрел на меня так пристально, будто хотел пронзить меня насквозь, дабы понять: не сокрыт ли где-то там, под телом, душой и сознанием Мордимера, его Господь.
Потом он отвел взгляд. Угасший и почти безразличный.
– До свидания, Мордимер, – сказал. – Оставляю тебе в дар тяжкий крест, но поверь мне, не будет он столь тяжек, как ты мог бы ожидать. По крайней мере, это могу я для тебя сделать. Нашлю на твое сознание туман сладкого забытья. Будешь помнить, что мы встречались и разговаривали о чем-то чрезвычайно важном. Но смысл этого разговора ускользнет из твоей памяти. А по мере того, как время встречи будет отдаляться, она станет казаться лишь сном, видением. Однако даже воспоминаниями об этом сне ни с кем не смей делиться, если не хочешь обречь себя на погибель.
Ангел исчез, словно был лишь отражением в зеркале, которое внезапно задернули. Оставил меня одного во влажном подвале, рядом с трупом каноника, лежавшим на холодных камнях. Я весь дрожал, потом уселся в углу и обхватил колени руками.