– Разослали описание Лойбе во все отделения Инквизиториума, – ответил я быстро, поскольку ожидал этого вопроса. – Сообщили юстициариям, цехам, городским советам, что ищем фальшивомонетчика и убийцу. Мы также передали весточку… – я чуть понизил голос, – …кому нужно.
– Кому нуж… – начал епископ. – А, верно, – добавил через миг. – Это хорошо, что и им тоже… – Он потер подбородок. – Это хорошо. Да, сказал бы я даже, что это более чем правильно… Ты сходил туда лично, сынок?
– Да, Ваше Преосвященство.
– Ты осталась без имущества? – спросил он, переведя взгляд на Илону.
– Да, Ваше Преосвященство, – ответила она, склонив голову.
– Мордимер говорил, что ты играла с комедиантами? Развлечешь старика?
Я закусил губу. Разговор поворачивал в опасное русло, особенно принимая во внимание, что Герсард считал выступления женщин на сцене неприемлемым злом. Или он захотел каприза ради либо просто по злобе унизить девушку, чтобы тем самым унизить меня?
Я не знал, ведь настроение хмельного епископа менялось, будто погода весной. Может, он и старый больной пьяница, но не стал бы тем, кем стал, когда б не умел обижать людей. И поэтому не следовало забывать: компания Его Преосвященства столь же безопасна, как и компания ядовитой змеи.
– Конечно, Ваше Преосвященство, – тихо ответила Илона и поднялась.
Начала монолог, который мне уже приходилось слышать. Сперва ее голос чуть дрожал, а епископ, казалось, даже не слушал ее, листая документы с выражением скуки на лице. А потом Илона прикрыла глаза, будто желая оказаться в мире, который видела бы лишь она сама – и никто, кроме нее. Голос ее сделался сильнее. Говорила о тоске и любви, о ненависти и страхе, о предзнаменованиях и отваге. Герсард замер, положив руки на листок, а взгляд его устремился к прекрасной актрисе. Илона в тот миг, казалось, пылала, будто факел, зажженный в темной комнате, а голос ее гремел не только в воздухе вокруг нас, но и в самих наших сердцах. Когда она говорила о мести убийце любимого, я заметил, как потянулась к несуществующей рукояти кинжала у пояса. Наконец закончила и склонила голову, а Герсард долгое время глядел на нее мертвым взглядом.
– Теперь оставь нас одних, дитя, – приказал хрипло.
Илона молча вышла. Герсард, когда двери уже затворились, быстро взглянул на меня.
– Чего ты от меня хочешь, Мордимер? – спросил он тоном, который из спокойной заинтересованности легко мог измениться на неприязнь. – Кто она для тебя? Прелюбодействуешь с ней?
– Клянусь, что нет, Ваше Преосвященство, – ответил я поспешно.
– Тогда что? С каких это пор мой инквизитор безвозмездно проникается интересами обиженных девиц? – Я услыхал в его вопросе иронию.